2 мини-фика, написанные для зимнего фестиваля 2010. Ключевое слово - "Мне холодно". Оба малость отредактированы, но это их не спасает.Название: Шутка, повторенная дважды.
Жанр: Трагифарс на двоих, POV от имени Шичироджи (скорее как рассказ или объяснительная исповедь неведомому слушателю, но никак не своему генералу и никак не Юкино).
Рейтинг: спокойно G
Персонажи: Шичироджи, Хэйхачи (госпожа Секу Нашепу). Упоминается Горобей, который, собственно, во всём и виноват.
Время и место действия: деревня Канна после победы над бандитами и сбора урожая. Шимада ушел проигрывать очередной бой, за ним потянулись все остальные, в деревне самурайствуют только Хэй и Шичироджи.
Предупреждение:
вас предупредили.Извращенные восторги. Считайте Шичироджи чёртовым гурманом и эстетом.Отказ: персонажи – Акиры Куросавы, характеры все же больше студии GONZO вообще и Такидзавы Тосифуми лично, автор просто любит поездить на чужом горбу.
Саммари: Развлечения к взаимному удовольствию сторон.
читать В деревне вообще с развлечениями туго, единственная радость - выпить вечерком с хорошим человеком, да в кости перекинуться. Играли, ясное дело, не на камушки, с деньгами туго - играли по маленькой, но тут мне зашло, он горячиться начал, ставку повышать... Короче, очнулся я, времени заполночь, мелочи медной у меня полный рукав, и нехорошо как-то получается, потому что он уже все карманы жилета вывернул и отыгрываться ему не на что.
Нет, почти не пили в тот вечер, но меня словно чёрт под локоть толкнул, а вообще Горобей, чтоб ему Стране Мёртвых икнулось, мастак был по части подобных идей. Опять же вообще... интересно.
- А давай под интерес сыграем, - прикинул я.
И что я, виноват, что выиграл? И что Горобей, чтоб ему чихнулось, сам в своё время такую идею придумал, что сама просится? И что вообще скука в деревне смертная?
Чем ближе к полудню, тем беспокойство больше. Еще с утра вчерашняя ночная идея казалась вполне… вполне. Но чем солнце выше, тем больше себя чувствуешь как вырвавшийся в увольнение младший лейтенантик, дорвавшийся до квартала красных фонарей. Пьяный восторг плавно переходящий в горькое осознание, что денег хватит… на колобок*. А на что хватит меня при таком раскладе?
Но отступать некуда. Тем более что он вчера тоже не огрел меня чем-нибудь тяжелым и металлическим из своего инструмента, а скромно так глазки опустил и назначил, мол, в полдень за амбаром, крестьяне как раз в поле, а для нас так в самый раз. Ведь он не отступил, выигрыш есть выигрыш. Получается, я чем и заслужу его презрение, так если струшу сейчас сам. Пойду. Там с одной стороны еще забор высокий, и наши забавы останутся строго между нами, амбаром и забором…
Померкни солнце, обвались небо на землю, гори океан чистым пламенем и наступи на меня Кикучио в этот миг – я бы не заметил. Ну, на последнее, может, и обратил бы некое слабое внимание, да и то вряд ли. Конечно, мне случалось видать виды, но Горобей, чтоб его перекосило, явно был в курсе последних новинок по развратной части.
И не надо, мол, что в тот раз я не разглядел! Ну да, мельком, но сейчас, под ясным солнышком… Ну да, в этой беленькой блузочке, рукава «фонариками» скрадывают излишне, я помню, широкие плечи, а те же самые загрубевшие ладони под
белым кружевом милосердно прикрыты. Бант спереди, бант сзади красные-красные и губы тоже красные-красные, наведенный румянец на выбеленные щеки, маленькая куколка из тех, что идут по высшему разряду, таких даже в Кога нет, только в портовых городах бывают знающие тонкости гайдзинского разврата. Трогательно беззащитные, вонзающие нож нам ниже пояса и потрошащие нам души и кошельки.
Юбка, вопиюще короткая юбка, туфельки видно, и видно, что ножка маленькая, лодыжка изящна, ах, все восемь признаков красоты, и ах, что же ты, ты сам вчера захотел увидеть госпожу Секу Нащепу на бис. Считай, свидание назначил. Не смущай даму зазря.
Как подойти? Что сказать? И снова как та лейтенант-пьянь, млеющий в предвкушении и не способный решить: быть ли мне вкрадчиво-нежным? Быть ли мне пленительно-грубым? Нужно срочно что-то делать, проявленная вчера инициатива утеряна начисто.
А то чудо, в которое по моему собственному хотению превратился мой товарищ, то прекрасное видение чуть подалось вперед, сомкнуло-разомкнуло обильно накрашенные ресницы и голосом добрым-добрым спрашивает:
- Тебе ведь этого хотел, …**?
- Вообще-то нет, - слова выговариваются, но язык у меня малость заплетается, получается похоже на ложь. – Не думал, что ты так серьезно все примешь…
- А я подумал. Мы оба вчера не шутки шутили, - и резким, уж совсем неженским жестом задирает юбку.
Прав был Горобей: одна и та же шутка, повторенная дважды, может стоить шутнику головы.
… Вроде я все хорошо рассчитал, и что он разозлится на предложение снова натянуть платье, и что подеремся, и что наконец-то в полную силу подеремся, и в этот раз он занятостью не отмажется, и всё так и вышло… но… В узком закоулке между амбаром и забором с разложенным на всю длину яри мне не развернуться. У Хэйхачи, даром же что рана только-только зажила – сплошное преимущество. Короткий меч, ножны под юбкой и полная деморализация противника… Кто из нас остался в дураках?...
Ни один сторонний наблюдатель не отличит смертельного удара от удара, который будет остановлен в последний момент. Ни один мировой судья не скажет, где шутка между самураями переходит в оскорбление. Мы оба знаем, нет, чувствуем эту грань как чувствуют солнечное тепло, как чувствуют холод неотвратимой и потому несущественной смерти. Мы шутим всерьез.
Примечания:
* упоминается средней пошлости бородатый анекдот про колобок.
** Хэй матерится коротко и нежно. Автор знает этот загиб, но вам не советует.
+++
Название: Планы и воспоминания.
Жанр: Совсем не альтернативное окончание истории.
Рейтинг: ---
Персонажи: упоминаются все.
Время и место действия: после всех побед. Начало зимы. Деревня Кана.
Отказ: Куросава по прежнему владеет и умами и правами, студия GONZO по-прежнему творит свой произвол, я делаю всё это из чистого неоплачиваемого фанатства.
Предупреждение: ангст, муть, авторский стиль невнятен.
читать дальше- Холодно уже вообще-то.
Пауза. Данное утверждение не нуждается ни в подтверждении, ни в опровержении.
- К зиме дело идёт. Воон Окамото побежал, теперь перед тренировкой не один круг уже делает, а два, греется.
Еще одна пауза. Кацуширо действительно тренируется каждый день, но сегодня пробегает мимо.
- Занятой стал парень. Вот же ж молодая шпана, а все равно не ошибся генерал. Недавно даже в провал к крепости полез, отчаянная голова…
Краем глаза можно заметить, что собеседник прикрыл глаза. Пожалуй, ему тяжело слушать эту болтовню, но разговор нам обоим необходим. Такой очень простой разговор без планов и воспоминаний. О том, что зима в этом году что-то
ранняя... Что урожай риса собрали на славу. Что Комати хоть пока еще в рост не пошла, но стала очень похожа на сестру...
- Утра, Кирара! Шичироджи передавай привет, пускай поправляется!
Девушка задумчиво смотрит, кивает, перехватывает ведро поудобней и медленно бредет дальше по утоптанной тропинке вдоль обрыва.
Наконец-то мой молчаливый сосед не выдержал - вскочил, махнул рукой вслед. Так и не научился находить нужных слов, но и так понятно:
- Да! И генералу тоже привет!
Шимада зажил затворником, разве что иногда выводит свою еще прихрамывающую «половинку» на недолгую прогулку по первому снежку. Принесенная Кацу из экспедиции армейская аптечка сослужила хорошую службу, и скоро наш Момотаро
будет ходить как раньше. Надо только подождать… Через пару дней Шичироджи действительно приходит своим ходом, хоть и на костылях, шутливо проклинает деревенскую скуку и однообразие, грозится увести генерала хоть на аркане, пока дороги не стали. И затем, противореча сам себе, легкомысленно машет рукой:
- Да ну его, ребята, серьезный снег пойдет уже скоро. Сами знаете как оно – снег на голову…
Да-да, мы это очень хорошо понимаем.
- Насчет нашего вьюноши не знаю, а мы вот перезимуем, вот просохнут дороги, вот тогда и выдвинемся... - Шичироджи внимателен и почти не делает паузы - ...втроем. Ты ведь, Хэй, остаешься?
Да уж, в Кога еще меня не хватало. А на родине меня давно уж похоронили. Здесь моё место. А наш тринадцатилетний недавно тут был, да в последнее время даже мы его не видели. Видать, опять нашел себе затею не по плечу. Таких земля не
держит, мы-то поспокойней будем...
Разговор дополняется молчанием третьего. Но раз генерал остается зимовать здесь, значит, перезимуем здесь. А затем можно и покинуть деревню...втроем.
В памяти незаметно и необратимо тускнеющие обрывки: рыжие волосы, улыбка, курносый нос – которые уже не складываются в лицо. Легче помнить не маленького человечка, а всегда непропорционально огромную работу, которую он делал всю свою жизнь. Без особой надежды на что-то, просто считая это необходимым.
Второй помнится лучше, может, из-за того, что еще давно свёл всю свою жизнь в одну-единственную точку, был одним намерением и одним действием, похожими на воду, подтачивающую камень, но и он превращается в тень на стене, в незнакомые шаги в темноте, в то, что мало-помалу подтачивает жизнь и утаскивает на свою сторону.
Но пока эти двое, истаивающая тень человеческих дел и призрак дела несделанного, просто ведут свой молчаливый разговор в один растянувшийся на целую вечность бесконечно скучный день смерти. Очень простой разговор без планов и воспоминаний.
- Холодно мне с вами, ребята, - Шичироджи не шутит, мы заговорились, а он и вправду уже озяб.