Автор: chibi-zoisy
Бета: нет
Персонажи: Ливио, Разло
Рейтинг: R
Тип: джен
Размер: миди
Выполнено на задание: "Роман в письмах, R-NC-17"
Примечание: переписка - в каноне. Вообще все в каноне. (спойлер)Даже эта странная помесь
"Оливера Твиста" с "Бойцовским клубом". - ее придумали не мы, а Яширо Найто.
И ещё спойлер (для чтения необязательный) Ливио - няшка, мелочь и однокашник Вольфвуда по приюту (откуда сбежал в свое время). Разло - "невидимый друг", вторая личность (должны же кавайные няшки как-то защищаться) и боевой модус, включающийся в крайних случаях (или когда ему скучно).
... То, что мы сейчас с тобой увидим - лучше бы мы этого не видели...
"Человек с бульвара Капуцинов"
"Человек с бульвара Капуцинов"
- А еще, говорят, будто ни пули, ни ножа они не боятся...
- Тоже мне, удивил. Вот съезди в Джексонвилль, там тебе враз сделают хоть ногу, хоть руку. А хочешь - сделают
железную башку. Лишь бы денег хватило.
- Небось жена замены и не заметит!
- Да я вам че рассказываю - вы ж не слушаете! У них и потерянные технологии, да такие, что даже федералы бы слюнями захлебнулись!
- Сам слюни подбери.
- Не мешай ты человеку... складно ведь врет.
- И с виду они люди как люди, не мутанты какие-нибудь, не киборги, но только любое ранение им нипочем. Все от потерянных технологий...
- Кончай пули лить, вот, пей лучше.
Занятный разговор прерывается требованием еще выпивки рассказчику и всей компании, и больше из распахнутого настежь окна бара не доносится ничего, кроме раздражающе-вкусных запахов. В последний раз поведя носом, из-под окна спешит убраться какой-то бродяжка. Сытнее от разговоров не станет. Чтобы выжить и прокормиться в маленьком городе, нельзя засиживаться на одном месте. Нельзя лишний раз мозолить глаза там, где кормишься. Нельзя рассчитывать на слишком многое. Для одиннадцатилетки такая философия несколько малопитательна, но жизненное меню здешних мест вообще разнообразием не отличается.
Поэтому он тащится привычным маршрутом - от кафе, где с утра могли выкинуть что-то позавчерашней свежести, задними дворами, к складам, между глухими стенами которых есть отнорок с противопожарным ящиком. Самый нужный предмет для пожаротушения, особенно в городе, на который вовсю наступает пустыня. Жители окраинных домов каждое утро встречают с лопатами, отчищая лестницы от песка. Поля скрылись под дюнами, окрестные фермерские домишки позаброшены, но лезть туда мальчишка опасается. Да и съедобного там по-любому ничего нет.
"Не придумывай себе проблем на пустом месте", - и потому он днюет и ночует здесь и не ищет себе места лучше. Красный ящик с надписью "песок" пуст, заброшен, и абсолютно никому не нужен. Как и он сам. Ящик хорош еще и тем, что он с крышкой. Щелеватой, неплотной, но в нём всё равно можно спрятаться, свернуться клубком, да так, что снаружи тебя не видит никто, а самому смотреть из темноты. Жаль, нельзя на всю жизнь так закрыться. Рано или поздно приходится вылезать наружу. Самому себе он давно кажется приведением, и дело не в том, что прозрачный с голодухи, вовсе не в этом.
Просто когда он бредет по улице - его как будто не замечают. Отводят глаза, будто его молью траченое пальто,
дырявые штаны, топтанные ботинки, отросшие засаленные волосы, что все это так, фон, а его самого здесь нет. Иногда ночью он просыпается, откидывает крышку ящика и смотрит вверх, в подмигивающие между двух черных стен звезды, и сидит так, задрав голову и не шевелясь, пытаясь сделать вид, что все это - бегство, закончившееся этим ящиком – просто история, приключившаяся с кем-то другим. Что сам он как-нибудь проснется, и наяву все окажется хорошо, и с этими мыслями засыпает.
А затем просыпается на рассвете, промаргивается, и, тихонько вздохнув, выползает проживать еще один день. Который по очереди, мальчишка уже и не помнит как следует. Где-то между прошлым четвергом и будущим дождичком, потому что все общение с людьми ограничивается редкими предупредительными окриками. Даже примкнуть к таким же побродяжкам он не имеет ни сил, ни уверенности. Точнее, есть уверенность, что даже такие его прогонят. Как отовсюду прогоняют.
Всегда так было. Если не хуже.
Из-за "хуже" он каждый день вынужден давать немалый крюк, обходя въезд на склад. Там обычно сидят эти трое. На первый взгляд - сидят себе и сидят, даже не разговаривают, только курят иногда. Иногда семечки щелкают. Как приклеенные сидят, и смотрят. Вроде как сквозь тебя, и в то же время этот пустенький общий взгляд из-под широких шляп прилипает к спине мокрой лягушкой. Оборачиваться ни в коем случае не следует. Поздно.
Такие типы есть в любом городе. По крайней мере, во всех, где ему доводилось бывать. И всякий раз встречи с такими оборачивались примерно одинаково. Можно скрываться день-другой, но где-то через неделю тебя точно подкараулят местные.
- Эй, шкет! А ну подь суда!
Бежать бесполезно. Можно попытаться... нет, нельзя. Стой спокойно.
- Ты смотри, кто это у нас тут нарисовался. Из каких таких мест, а, красавец?
- Чего молчишь?
- Походу он глухой.
- Ничего, вот это он точно поймет.
Ухватили за воротник пальто и встряхнули. Если не дергаться, то, быть может, дело ограничится парой оплеух. Поэтому надо очень-очень постараться ни в коем случае не расплакаться. Это их только раззадорит.
- Видал? Понимает!
- Вроде. Но как-то... маловато. Не вижу в глазах осознания. Добавь еще.
Эти трое никуда не торопятся, они даже бьют как-то лениво и нехотя, как будто это у них такая скучная обязанность:
- ...потому что это наш район, усек?
- ...нефиг тут шататься туда-сюда!
- ... потому что ты нам глаза мозолишь.
- ...и воздух портишь.
- ...за воздух здесь положено платить. Забыл?
- Мы-то напомним.
- ...пакость мелкая.
Чем-то он с первого взгляда не нравится никому и никогда. Тем, что слишком мелкий и хилый. Тем, что даже бежать или там драться и не пытается - только трясется и хнычет, мол, да оставьте меня в покое, да за что вы меня...
- Да за то, что ты слишком блин... белобрысый!
Должно быть, даже убивать неинтересно.
Может, поэтому он все еще жив, несмотря на систематическое недоедание и регулярные, как по расписанию, побои. Потому что по-настоящему никому неинтересен. Да и его интересует, пожалуй, только где бы раздобыть поесть да как бы подольше не попадаться. И еще интересует...
...кто же пишет письма.
Первое письмо, оно и не письмо даже, просто клочок бумаги сложенный вдвое, он нашел у себя в кармане. Кажется, это было неделю назад, а может и больше - иногда он путается во времени. Бумажка, просто бумажка с выведенным восклицательным знаком. И подпись. Скорее всего, подпись, скорее всего. Разобрать ее сложно, из-за того, что написано все чем-то буровато-засохшим и размазанным. И нет, это явно не соус. Засохшая кровь.
"РАЗЛО".
Вот как это подписано. Он бы выкинул и забыл, мало ли где он мог подобрать эту дрянь, но на следующий же день его снова подкараулили - вот это точно было неделю назад, такое знаменательное событие - а наутро, очнувшись с тяжелой, болящей головой, он нашел следующую бумажку у себя в кулаке.
"Тебе опять наваляли".
И это уже не то что странно, это уже ни в какие ворота, потому что так скверно над ним еще никогда не шутили. И трое преследователей тут точно не при чем. Хорошая шутка в их представлении - это был бы еще один пинок в ребра, но никак не издевательские записочки. Только ничего не поделаешь......и ничего не поделаешь с тем, что он продолжает находить эти письма. Бумажки за пазухой. Выведенные мелом на его собственном ящике, причем выведенные изнутри. Иногда это большие, кривые надписи на стенах - углем. Иногда записочки опять написаны размазанной пальцем по бумаге кровью. Он петляет, путает следы, но неведомый преследователь знает каждый его шаг:
"Я слежу за тобой".
"Я внимательно за тобой наблюдаю".
Это было бы жутковато, если бы не было так смешно. Ну кому он нужен? А выходит, хотя бы этому... Разло, нужен.
Иначе зачем было давать совет:
"Попробуй стырить яблок. Самый крайний лоток в левом ряду".
И действительно, получилось же. Получилось: вот пара хрустящих яблок, хотя до этого день провалялся в полуголодном оцепенении, спал и уже ничего не мог. Но вот же, оказывается, хватило сил не только добрести с утра до рынка, но и украсть. Совсем просто - прошел как бы невзначай и взял, никто даже не заметил, не стал догонять. Как будто и впрямь невидимка.
"Ничего. Мы выкрутимся. Ты и я".
Может быть. Может быть - надеется побродяжка. Но вторая попытка воровства оборачивается поимкой и тумаками, еще пара дней проходит неудачно из-за плохой погоды - все закрыто, и выбрасывают только со стройки ломаные доски, ничего съедобного.
Большая, кривая-прикривая надпись: "Я прийду" - теперь не очень-то обнадеживает. Кто придет? Спасать?
Защищать?
Кому оно вообще надо?..
Будь у него возможность написать ответ, он бы написал что-то вроде:
"Ты тоже меня бросил. Как и все бросали".
Для него нет разницы между "умереть", "уйти", "прогнать". Все это укладывается в слово "бросить". Папа и мама бросили, и он чуть не умер. Жил в приюте и думал, что он был там нужен, что его любили... но и там его бросили. Ни за что, просто так. Не прогоняли, но дали понять, что он чужой и уже никогда своим не будет. Похоже, так оно будет всегда.
"За что?" - можно у тех медных морд у склада спросить. Они точно объяснят. Четко и доходчиво. У них на все вопросы четкие ответы... Все эти мысли он думает уже с утра, когда крадется по переулку. Распогодилось, небо чистое-чистое, и наверху, между домами, хлопают на ветру облачно-белые простыни и рубашки на веревках. Сушатся. Жаль, высоко, не достать, а то можно было бы одну украсть. Хоть что-то чистое было бы...
- Ты смотри, какие люди!
Размечтался он зря.
- Да ты, пацан, совсем, забурел, как я погляжу.
Спереди один, сзади двое. Попытаться? Раньше он бы не рискнул и покорно принял бы трепку. Что-то в нем все же изменилось за эти несколько дней. Может, он наконец-то сможет…
Добежал он точно до ловко подставленной подножки. И затем получил по затылку. Так, в качестве разминки.
- Шатается, как по родному дому.
- Еще и свалить пытается.
- Дурак.
- Но мы научим.
- Мы объясним.
Объяснят, как нужно вести себя мальчикам в присутствии старших. Объяснят, что и здесь он годится только на роль мячика для пинков. Объяснят, что нигде и никогда ему не будет ни места, ни покоя. До самой смерти. И да, почему бы и нет?
Кричать он уже не мог. Плакать тоже. Просто свернулся в комок и стал ждать, что вот сейчас все, забьют насмерть. Это долго, это больно, но зато затем уже этого не будет. Вообще ничего не будет, просто падаешь и больше не встаешь, и уже никто не захочет ни бить, ни издеваться. Это и есть смерть - когда окончательно сдаешься, когда тебе становится все равно.
"Слишком много о себе думаешь. Сидишь и плачешь. Думаешь, остальным жить легче?" - так ему кто-то однажды сказал, он, не помнит, кто именно.
"Спасибо! Ты ж меня спас!" - вот это сказала маленькая девочка, только то было, когда он ее спас, от чего, он уже тоже не помнит. Зачем вообще кого-то спасать, если все равно все...
- Эй! Козлы! Посмотрите на меня!
Голос разносится в узком переулке резкой, требовательной нотой.
- Мочить такого хлюпика ногами вы можете. А как насчет меня?
В ответ слышится мат. Хозяйки наверху торопливо закрывают окна, потому что от такого уши вянут. И тем более не следует слушать, как мат переходит в отчаянные хрипы, бульканье, хруст и треск. И уже затем в тишину. Блаженнейшую тишину, прерываемую лишь хлопаньем белья на ветру.
Ливио-побродяжка сидит, скорчившись в уголке, и закрывает руками глаза. То, что только что произошло, он видел едва ли одним глазом, а второй уже заплывает синяком. Но даже этой малости - лучше б он не видел. Запоминаются только детали: пятна крови на стене, переломанная в локте рука. Чья-то слетевшая шляпа, на которую наступил истоптанный ботинок.
Маленький такой ботинок. Детский.
Это потом он узнает, что Разло едва умеет писать, а читает и того хуже. Что Разло не умеет считать совершенно, что Разло вообще мелкий, и нуждается в защите и опеке не меньше, чем он сам... А пока он знает только то, что Разло абсолютно сумасшедший. Только сумасшедший может учинить такое. Но это сейчас и неважно.
- Ты как? В порядке? Славно тебя отделали.
Вышагивает, осматривает три изломанных мертвых тела. Улыбается - Разло всегда улыбается в таких случаях.
Отвечать больно. Да и не нужно.
- Сам виноват. Надо было раньше меня позвать. Я сижу, скучаю, а ты все не зовешь и не зовешь. Дурак!
На это можно только кивнуть и скривиться. Ой как сильно-то в живот дали... до сих пор не разогнуться. Ой-ей.
- Ладно-ладно. Нечего рассиживаться. Вставай. Двигаем отсюда.
- Куда? - и это первый вопрос.
- Как это куда? Туда, где мы будем нужны! Ты же тоже слышал тот разговор, да? Убийцы, которые самые лучшие - вот к ним нам и надо. Мы же точно будем самыми-самыми, да? Ты же пойдешь со мной?
Ладошка Разло вся перемазана кровью. И его, протянутая навстречу - почему-то тоже. Это странно, но об этом можно не задумываться.
Ведь теперь у него есть друг. Который точно не бросит. Настоящий друг.