Trigun. Шкалят датчики

[Feel-Good-Incorporaited]

Название: Шкалят датчики
Автор: chibi-zoisy
Бета: -Шинигами-
Форма: миди
Пейринг/Персонажи: Николас Д. Вольфвуд, Ваш Паникер, Мэрил Страйф, Милли Томпсон. Упоминается мангака Яширо Найто. Упоминается мотоцикл Вольфвуда "Анжелина".
Жанр: Трагикомедия (дженотреш с нарастающим идиотизмом, посяганием на фэмслеш, иллюзорным USTом, дурацкими шутками, комедией положений и трагедией положения)
Рейтинг: В основном R , местами порывы до NC-21
Краткое содержание: особенности продвижения по суровым трассам Гансмоука.
Предупреждение: автор ничего не смыслит в системе транскрибирования японских имен. Система Поливанова ли, Хепберна ли - в этом автор не разбирается.

Шкалят датчики

– Не стой столбом, скажи уже что-нибудь.
– Эм, а что именно?
– Что положено на похоронах говорить. Вперед.
– Это немного странно, но я попробую...
– Я внимательно слушаю.
– Не мешай мне!
– А ты не отвлекайся. Итак?
– Итак. Сегодня мы прощаемся с нашей верной подругой, компаньонкой и соратницей, которая поддерживала нас обоих в этом долгом, полном препятствий пути. Трагическое, жуткое, необъяснимое стечение обстоятельств повлекло ее безвременную кончину, которая...
– Это ты свою криворукость называешь «трагической»?
– ...стала для нас поистине невосполнимой утратой. Долгие годы мы будем вспоминать те невероятные дни и ночи, которые выпали нам на близость с ней…
– Не приведи Господь! Хотя то, как меня сейчас по дороге протащило, я уж точно помнить буду долго. Все из-за тебя, между прочим...
– Прошу прощения, я же тебе объяснил: этот камень как из-под земли вырос! Так о чем бишь... итак, покойся с миром. Твое тело окончило свой земной путь здесь, но воспоминания о тебе будут вечно жить в наших сердцах. Вот. Ну как, по-моему, вполне приличная надгробная ре... эй! Ты меня вообще слушаешь?
– Слушаю-слушаю, – стиснув зубы, проговорил Вольфвуд и еще раз оглядел лежащие в канаве останки мотоцикла. – Эх, «Анжелина»... Нашелся и на тебя среди пустыни непреодолимый камень. Долгие дороги и один дурак вместе доконали тебя. Эх.
Тем временем вышеупомянутому дураку уже прискучила церемония прощания с «телом», и он для разнообразия решил осмотреть так некстати возникший посреди дороги камень, послуживший причиной катастрофы:
– Смотри! Тут что-то написано!
– Что? – продолжил скорбеть Вольфвуд, но уже не так увлеченно. – Я бы там написал, что мы оба придурки. Ты – понятно почему, а я – потому что доверил тебе сесть за руль.
– А знаешь, тут так и написано:
«Дальше вам три дороги, придурки сраные. Налево поедете – будет вам гетный хентай, направо поедете – будет вам слеш, а поедете прямо – пеняйте на себя.
Для особо одаренных: назад дороги нет».

Эту загадочную выбитую в камне надпись Ваш зачитал вслух. Затем сел посреди дороги и задумчиво вопросил:
– Мне кажется, таких слов не знаешь даже ты. Но звучит угрожающе. У тебя тоже такое ощущение, а?
– Есть немного, – признался Вольфвуд, а затем с неразборчивым чертыханием полез обратно в канаву.
– Э-э-эй, а как же уважение к покойным?
– Живые важнее покойников. Лови!
Ваш сначала поймал то, чем в него кинули, а затем только начал рассматривать. Деталь, грубо сорванная с мотоцикла, была чем-то похожа на спидометр, только с двумя шкалами. Одна – большая – была размечена буквами и мелкими надписями от руки. Стрелка на второй – мелкой – была вообще неградуирована.
– Что это за штука? – такой Ваш не видел даже на космической корабле. Причем то, что штука была явно обесточена – из корпуса торчала связка клемм – не мешало стрелке застыть точно между буквами G и PG-13 на первой трети шкалы.
– Это не просто «штука»! Это всем штукам штука. Мы же без нее вообще никуда! Хорошо, что ты напомнил. А то хороши же мы были, если бы забыли тут борзометр!
– Что-что?
– Борзометр. Для измерения рейтинга.
– Ничё не понимаю, – покачал головой Ваш.
– Сейчас поймешь. Ты, когда мы на это шоссе заезжали, указатель видел?
– Ага. Такой странный еще указатель. «R – NC-17».
– Во-о-от. Это означает рейтинг, с которым мы можем продвигаться по сюжету. Нет нужного рейтинга – нет сюжета. Нет сюжета – мы никуда не едем.
– Мы уже никуда не едем, потому что мотоцикла нет, – ворчит Ваш и снова начинает вертеть странную штуку.
– Ну, «едем» – это я фигурально выразился. Идем, летим, плывем – хоть червяков седлаем, лишь бы что-нибудь делали окромя ангста, важен сам принцип. А борзометр показывает наш текущий рейтинг – и он, он у нас сейчас малость хероват для дальнейшего движения куда-либо.
– Хиловат?
– Хероват. Херово слабый, я бы так сказал.
Стрелка на загадочном приборе неожиданно дернулась и поползла от позиции PG-13 к R.
– Мне кажется, я начинаю понимать принцип... – задумчиво проговорил Ваш. – И давно у тебя эта штука?
– С самого начала, – плюхнулся в пыль рядом с ним Вольфвуд. – Но как стал с тобой кантоваться, она сбоить начала. Видишь, как прыгает? И второй индикатор тоже. Раньше такого не было.
– А как было раньше?
– Показывала рейтинг R. Непрерывно.
– Это за какие такие дела? – Ваш в своем любопытстве опять начал лезть в очень темную, скользкую и дурнопахнущую область, куда солнца если и заглядывают, то редко. На такие поползновения Вольфвуд всегда реагировал весьма и весьма болезненно: прошлое для него было вопросом интимным. По крайней мере, его собственное прошлое:
– За все хорошее. Наверное, у меня природный талант... – он даже еще не успел увести разговор подальше в сторонку от опасной темы, как Ваш опять отвлекся:
– Смотри-ка! Тут все же есть обозначения!
И правда: вторая шкала, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся скорее переключателем на несколько позиций, теперь показывала значение:
Джен (бла-бла-бла).
– Это хорошо. Для тебя и для меня – это хорошо.
– Почему?
– Потому что это значит, что в нас никто не собирается вотпрямщаз стрелять, – назидательно пояснил Вольфвуд.
– Ой, а чего это она сейчас стала такой?
Джен (экшн)
– А вот это плохо.
– Но рейтинг-то опять PG-13? Значит, ничего же плохого случиться не должно, да?
На горизонте показалось пылевое облачко. Приближалось оно достаточно быстро и могло означать машину. Или несколько машин. Или кавалькаду всадников. Или турусов на колесах. Но быть им вооруженными предстояло при любом раскладе.
– Здесь никто никому ничего не должен, – Вольфвуд уже встал, отряхнулся и приобнял крест, готовясь в любую минуту его расчехлить.
– Запомни, ежеголовый. Доберемся мы до твоего братца или не доберемся, это еще бабушка надвое сказала, но даже рейтинг PG может означать, например, ранение. Когда стреляют, всякое, знаешь ли, случается.
– И убить? – Ваш мрачнел на глазах.
– Не знаю. Не знаю. Слушай, сбегай туда, к мотоциклу. Где-то за полкилометра до того, как мы нагребнулись, там была табличка с заявленными предупреждениями. Посмотри, а?
Это было здорово похоже на испуганное: «Деточка, а спрячься-ка ты в шкафу», – со стороны мамочки, к которой в дом вооруженные морды уже не просто ломятся в дверь, а вот-вот ее высадят.
«Не бойся, с мамой ничего не случится. Только ты спрячься и сиди тихо-тихо. И закрой глаза, не смотри, что будет».
Только вот Ваш уже лет сто как не был маленьким мальчиком, если был им вообще. Да и куда прятаться: пустыня, куда ни плюнь, пустыня. И даже ни одной саперной лопатки для экстренного сооружения укрытия. И Вашу осталось только рассмеяться:
– Дурак ты, Николас. И шутки у тебя дурацкие.
– Кто бы говорил.
На секунду стрелка борзометра дернулась к позиции UST, но никто этого заметить так и не успел. Да друзьям было и не до того. Они наблюдали машину.
Одну-единственную машину – выкрашенный в защитный цвет «уазик» – который малость неровно и чуть подпрыгивая двигался по шоссе R-NC-17 в том же направлении, что и ныне покойная «Анжелина» с двумя незадачливыми ездоками.
За рулем «уазика» никого не было. Пассажиров тоже не наблюдалось. Но машина приближалась с настойчивостью Летучего Голландца из сказок с Земли. И судя по всему, им и являлась на безводном Гансмоуке.
– Ебать-копать... – выразился Ваш. Долгое общение исключительно с Вольфвудом иногда оказывало на него свое пагубное влияние.
– Я тоже так думаю, – Вольфвуд втайне обрадовался, что не успел закурить. Потому что нет ничего более дурацкого, чем в такой ситуации упустить только-только початую сигарету. И табака жалко, и выглядит глупо.
Машина-призрак сократила расстояние метров до пятидесяти, дернулась, качнулась, чихнула выхлопом и остановилась. В наступившей тишине было ясно слышно покашливание Вольфвуда, сопение Ваша... и еще какие-то шуршания и писки, явно доносившиеся из «уазика»:
– Мне щекотно!
– А мне – неудобно.
– Но я-то за рулем!
– Я очень-очень стараюсь, правда!
– А надо – еще больше!
Друзья переглянулись. Голоса им были знакомы. Иногда девушек-страховщиц они были не рады видеть, иногда – очень не рады, но в редчайших случаях – таких, как, например, сложившаяся ситуация – только девушки могли предложить хоть какой-то достойный выход. Надо сказать, что «редчайшими» оказывались примерно восемь случаев из десяти.
– Кто пойдет просить? Кинем «камень-ножницы-бумага»?
– Угу. Монетку кинем... нет, монет целых нет. Есть половина. Годится?
– Кидай. Орел.
– Тебе идти. Попроси подкинуть. Да вежливо попроси! Хоть в багажнике – лишь бы довезли нас до ближайшего поселения.
Согласно кивнув, Ваш направился к машине, на ходу приглаживая волосы и принимая тот самый свой фирменный ударенно-бодро-жизнерадостный вид, с каким встречал любых представительниц женского пола. Но раскрыть рот так и не решился.
Борзометр в руках у Вольфвуда резко дернул обеими стрелками: NC-21, фемслеш.

...попытки Мэрил устроиться хоть немного удобнее привели только к тому, что она сползла с сидения чуть ли не полностью. А ее макушка время от времени стукалась об руль. Беспомощно расставленные ноги в сползших фиолетовых чулках никак не могли нащупать опору: попадались только педали газа и тормоза да ещё правая рука Милли, которой та упиралась в резиновый коврик – какая-никакая, а точка опоры.
Как-то совсем уж конвульсивно сжимающиеся пальцы с длинными ногтями, покрытыми вырвиглазно-алого оттенка лаком, царапали обивку кожаного сидения, оставляя белёсые следы. В процессе Мэрил ещё и пыталась рулить, а так же командовать, точно диспетчер космопорта. Скрюченная в три погибели Милли (и как только уместилась на одном сидении «уазика», боком, подавшись вперёд так, чтобы и о руль не биться, и рычагом переключения передач в глаз не получить, при этом не заваливаясь никуда и не натыкаясь подбородком на ручник?) старательно пыхтела, сопела и сдавленно чавкала, уткнувшись лицом куда-то под складки юбки Мэрил, и изображала нечто, сперва принятое осторожно заглянувшим в окошко наблюдателем за приступ морской болезни. И только десять секунд спустя Ваш опознал, не без некоторых трудностей в виде крайне неудобной точки обзора, пресловутое «захлёстывающее удовольствие» куннилингуса. Пока если что-то и захлёстывало обеих страховщиц, так это ремень безопасности, добавлявший элемент не это эротического связывания, не то удушения.
Покуда Ваш разрывался между желанием дать краткий ликбез и отойти прокашляться в сторонку, до того пытавшаяся сохранять каменное выражение лица Мэрил как будто сдулась: сползла по спинке сидения, истерически покусывая себя за палец:
- М-м-милли, чт-то т-ты делаешь? – прохрюкала она.
- Доставляю вам удовольствие, мэм, - страстно выдохнула Томпсон. И тут же обеспокоенно осведомилась. – По регламенту же так отвечают, да?
- Хв-вати-и-ит, хв-ватит, я сейчас… хи-хи-хи… ой, хи… щ-щекотно уж совсем, пощади!
- Мэм, а «пощади» – это уже БДСМ и унижение или еще нет?
- Я н-не зна… да хватит у…
Договорить Мэрил не успела: блуждая взглядом по сторонам, мисс Страйф наткнулась на деталь, которую за элемент декора выдать было бы несколько проблематично – что-то она не помнила, чтобы они вешали игрушку-дикобраза на стекло.
Покрасневшая было на секунду от пристального взгляда Мэрил неожиданно просветлела лицом.
– Так – азартно загорелись ее глаза. – Видел? – Мэрил одернула юбку.
Ваш утвердительно кивнул.
– Все видел? – разогнулась и утерла щеку рукавом Милли.
– Достаточно видел, – сурово подтвердила Мэрил и достала откуда-то из-под сидения казенного вида бумагу – список мелким шрифтом, заверенный несколькими печатями. Из-за подвязки достала ручку. Протянула Вашу:
– Раз все видел – расписывайся.
– Что ты свидетель, – пояснила Милли.
– А можно, я подробнее изучу... – предпринял попытку изучить список в подробностях Ваш.
– Ерунда, чистая формальность. Графа: «половой акт при посторонних» есть?
– Да.
– Графа «эксгибиционизм» есть?
– Вроде... вот, нашел.
– Ну так подписывай давай, – голос Мэрил вернул впавшего в ступор Ваша к реальности. Как только он поставил закорючку – бумага как по волшебству исчезла из его рук, «уазик» дернулся, рявкнул мотором и двинулся дальше, под удаляющиеся, затихающие комментарии на два голоса:
– «Половой акт на природе», «секс в автотранспорте (кинк!)», «подвязки (кинк!)», «дискомфорт при сексе», «харрасмент», «первый секс» – отлично. План даже перевыполнен, дорога дальше открыта!
– А «однополый секс»? Язык же уже отваливается, мэм...
– Не беспокойся – все учтено! И как удачно с Паникером получилось! Теперь «секс с использованием посторонних предметов» из списка можно вычеркивать как необязательный.
– Хорошо-о-о... Мне этот рычаг переключения передач тоже не совсем нравится...

На расспросы подоспевшего Вольфвуда Ваш отвечал серьезно:
– Сдается мне...
– Что? Обломали? Говори толком!..
– Сдается мне... я знаю, что такое гетный хентай. Это штука, которая нам сегодня не светит, – сформулировал Ваш свое впечатление.
– Тьфу ты.
Дорога снова опустела. Борзометр завис в позиции «G – ангст». Настроение было ужасное, если не выразиться крепче. Дело медленно, но верно шло к вечеру. Сюжет по-прежнему не продвигался.
– Что там еще было написано? На камне том? «Слеш»?
– Ммм.. угу.
– Что это такое? Может, это не так страшно?
– Наверняка.
Оба были очень даже не против свернуть с прямого пути куда угодно, хоть налево, хоть направо. Потому что умом оба поняли, что значит это «пеняйте на себя». Надпись ничего особо не поменяла – она только напоминала. Что счетчик щелкает, наматывает километры, а в конце пути придется рассчитаться. С процентами рассчитаться за игру в «я никого не убиваю». За игру «у меня, кажется, теперь есть друг». И за многие другие игры. В Мир и Любовь в том числе.
Умирать по-любому страшно.
Ваш боится молча. Вольфвуд боится шумно: встает, начинает ходить из стороны в сторону, пробует закурить, но раз за разом ломает спички:
– Ты хоть понимаешь, ежатины кусок, что дальше тебя попросту убьют. При твоем подходе к решению семейных проблем. Ну, попутно и мне, рабу божьему, все грешки припомнят...
– Такой наш сюжет.
И это не звучит ни жалко, ни обреченно. Это звучит даже чуть-чуть жутковато. Решительно. Именно такого Ваша Вольфвуд побаивается. И любит тоже. Такая вот странная любовь.
– Тогда погнали прямо. Нечего рассиживаться.
– А как же рейтинг? Мы ведь не можем...
Ответная улыбка совсем недобрая. Именно такой Вольфвуд – злой, потрепанный, весь перемазанный в своей и чужой крови – выбирался из кровавых ошметков третьего тома манги. Именно он – почти при смерти – заявился к мангаке Яширо Найто, пусть даже и в виде похмельного кошмара, граничащего с бредом, но осмелился-таки... «Что, сука, угробить меня решил?! Тогда сначала сам примеришь белые тапки!!»
Иногда Ваш думает, что на Николаса Д. Вольфвуда создатель истратил слишком много черной краски. И стыдится таких мыслей.
Так вот они и уходят в закат, волоча на себе поклажу, оружие, груз своих мыслей, воспоминаний, надежд и сожалений. И понятия не имеют о том, что борзометр – прибор, измеряющий степень оборзения автора, написавшего эти 2188 слов – сгорел уже давным-давно.