So, put on a happy face. Let's make this pleasant ©
читать дальшеНазвание: Дом, который построил Штейн
Источник: Soul Eater (больше аниме, возможно - манга)
Бета: нет ее и не было
Формат: драбблы разного размера.
Персонажи: Доктор Штейн и все-все-все.
Рейтинг: пока G (посмотрим, что будет дальше)
Предупреждение: пока нет.
Статус: в процессе написания.
...Два этажа, мансарда. Подвал с газовым бойлером. Электричество. Состояние жилое.
- И в наличии помещение, обитое чем-нибудь мягким?
...Также участок шесть соток, выполнен ландшафтный дизайн. Все обнесено оградой. На окраине города, место хорошее, тихое...
- Для полноты картины не хватает только кладбища рядом.
Живи себе, профессор, радуйся. Лучший из своего выпуска, вообще лучший из выпускников Академии - вот тебе лаборатория, работай на здоровье. Исследуй себя и всякого, кто во двор твой забредет.
- Ага. Слишком силен, чтобы спровадить меня с глаз долой, слишком придурок, чтобы жить в пределах городской стены? И что значит "всякого"? Значит, любой, кто шагнет на эти мои шесть соток...
Верно. А также любой, кто нарушит суверенное воздушное пространство над ними. Препарируй, коли поймаешь. Ну как, согласен?
- ...Зря я согласился, - ворчал доктор Штейн потом. - Зря. Место, где я провожу самые ответственные, даже судьбоносные моменты жизни... Попрошу заметить, не только своей. А тут...
- Опа-на, нежданчик!
На подколки со стороны Смерти обижаться глупо. А доктор Штейн, хоть опасался поначалу за устойчивость своего рассудка, но постепенно даже привык. Что стены-двери в прозекторской оформлены в ядовито-розовых тонах. С добавлением салатово-зеленого и горчично-желтого в качестве нюансов. Короче, в лучших традициях "Чупакабры", первоклассного городского бардака и кабаре.
Но Штейн пeрекрашивать не стал. То ли нашел дела поважнее, то ли решил, что оформление должно подействовать на клиентов успокаивающе. Или шокирующе. Короче - не надо анестезии лишний раз, и то ладно.
Иллюстративный материал: лаборатория в розовых тонах и ее хозяин.
Четыре (150 слов)
Самодиагностика. Очередная попытка.
Вопросы типа «выбери нужное»: "закрытые вопросы". Вопросы, напротив которых в анкете остается длинная строка для свободного заполнения, - "открытые".
Например, вопрос: "Сколько видов галлюцинаций случается с вами в среднем за день: одна-две, три и более, не могу указать точно" - закрытый.
Слуховые галлюцинации? Да. Аноазмы, то есть отдельные шумы. В частности, мне слышится какое-то бульканье, свист и стук металла обо что-то стеклянное. Или наоборот. Вербальные галлюцинации, каковыми были бы голоса, фразы и выражения - отсутствуют.
Настоящий "открытый" вопрос звучал бы так: «Как вы умудряетесь еще и преподавать, профессор Штейн, с вашей-то развесистой клинической картиной?»
Звук шагов. Громкость галлюцинации средняя.
- Чаю?
А вот и вербальная составляющая добавилась. Содержание фразы нейтральное.
- Так будете или нет? - Пожалуй, это уже попытка приказывать. Значит, императивного типа...
Нет. Не галлюцинации. Черт, все время забываю, что теперь живу не один.
- Спасибо, Мария, - отрывается Штейн от монитора. - Вот только пусть остынет немного.
Мари присаживается рядом, церемонно складывает руки на коленях. Отводит за ухо светло-золотистую прядь волос и моргает медового цвета глазом. Желтый зигзаг на подоле смешивается с солнечными бликами.
- Можно, я пока поживу у тебя?
Штейн даже не меняет позы. Раскинувшийся на скамейке, запрокинувший голову, он похож на сушащуюся на солнце вываренную тряпку. В очках отражается синее небо, проплывают облака, но за стеклами больше ничего не видно. Штейн считает.
Если Мария теперь его Оружие, то жить вместе нормально, а лаборатория это почти целый дом, и жить вместе еще и удобно.
Плюс еще один образец для исследований под рукой - но этот плюс в вычислениях Штейна для Мари может обернуться таким минусом, что сведет весь результат в область отрицательных чисел. Этически отрицательных.
- Пока я не найду подходящую квартиру, это ненадолго... - смущенно, но настойчиво поясняет Мари, хотя и так ясно, что она уже тоже уже что-то заранее просчитала, и, видимо, пришла к совершенно иному результату решения этого уравнения со множеством неизвестных.
Среди которых, например, величина времени тэ, по истечении которого Штейн неизбежно захочет поставить на своем Оружии какой-нибудь занятный опыт. Вроде бы как чем тэ больше, тем лучше, но с ней в обратной зависимости находится коэффициент опасности эксперимента икс, и этот-то икс может стать жирным крестиком. Могильным.
Помнится, милая Мари не дружила с математикой еще в школе, и, кажется, продолжает в том же духе и сейчас. Глупо надеяться, что вычисления окончатся положительным результатом просто потому что это будет удобно и хорошо. Единственно верное решение в таком случае - отказаться, сохранить баланс. А потому:
- Не беспокойся. Живи, сколько нужно, - жмурится Штейн. Мария всегда была бойкой, и для нее отказ, попытка остаться при своих, свести все к нулю - точно не вариант.
Для Штейна, кстати, тоже. А риск? Что ж, риск включен, о чем Штейн предупреждает:
- ...только смотри, если проснешься, а голова в тумбочке - не обессудь.
Предупреждает, хотя даже сам не знает, какая доля шутки в этой шутке. Пока не знает.
- ...Теперь на образце отчетливо видно... Ну, то есть пока видно только тем из Мастеров, кто умеет читать души. А сейчас я добавлю индикатор и вот теперь мы все видим остаточные связи души с нервной системой образца. У высокоразвитых млекопитающих, таких, как эта кошка, эти связи сохраняются еще до пяти минут после смерти мозга. У больших собак дольше – семь-десять минут, а у людей даже до пят... кхм. Ладно. Этот момент мы рассмотрим на практических занятиях. А на сегодня лекция закончена.
Опоздавшие у нас сегодня прибирают образцы и моют аудиторию, так что Ким - ваш выход! Жаклин, присмотри, пожалуйста, чтобы твой Мастер прибирала аудиторию самостоятельно, а не руководила работами по уборке, как в прошлый раз. Остальные свободны!
Штейн пару раз проворачивается на стуле и, оттолкнувшись ногами от кафедры, придает себе ускорение прямо в двери, под молчаливое "А катись ты..." от Ким, которой не требуется атрибутики типа швабры или помела, чтобы быть самой настоящей ведьмой. Пусть и юной, и неискушенной в боевой магии, но...
Натереть порог мылом - это вам не вибрации души считывать. Это эффективнее приемчик.
Но пока Штейн и без помощи мыла проделывает любимый свой трюк - спиной толкает двери, чуть отклоняется назад, а в это время колесико стула неизбежно задевает малозаметный порожек и за этим следует...
"Как всегда: привлекает внимание, выпендрежник" - ворчит откуда-то с "камчатки" Блэк Стар. Он не одобряет, когда выпендривается кто-либо, кроме него самого.
"Ой, как же это, наверное, больно", - качает головой Цубаки.
"32 падение за текущий семестр", - записывает в тетрадь педантичный Окс Форд. Не то чтобы это важные данные, просто любит собирать самую разнообразную статистику. Но в этот раз он явно поторопился. Потому что ожидаемого "бабах" не слышно, хотя профессор Штейн падал, падал, как всегда, и...
Был ловко подхвачен под затылок, за секунду до соприкосновения с твердым кафельным полом. Но ученики этого не видели, потому как дверь на пружине захлопнулась. И не слышали последующего разговора:
- Семпай. Ты. Нафига?
- То есть как это "нафига"? - удивляется Спирит. - Кто бы тебя еще успел поймать в полете?
- Только ты. Но нафига ты мне срываешь педагогический процесс? Шел себе мимо - вот и иди. Не мешай. - В позиции "стул лежит на мне, я почти лежу на полу" Штейн мало того что не выглядит смешно, он даже умудряется удерживать холодноватый тон. Настолько холодноватый, что Спириту немедля становится ясно, что тут удерживать никого низачем не надо, а надо убрать руку и идти по своим делам. Что он и делает - и не без удовольствия.
Штейн стукается об пол головой - не так шумно, но гораздо больнее обычного, и задумчиво констатирует:
- Падение состоялось - падение зачтено.
Двери аудитории уже открывают первые собравшиеся нетерпеливые ученики, Спирита из коридора уже след простыл, а Штейн собирает себя с пола вместе с креслом, отряхивается и думает о том, что педагогический процесс - превыше всего, и что уважение и боязнь штуки, конечно, приятные и полезные, но если ученики регулярно видят в своем преподавателе какую-то смешную, маленькую, человеческую сторону, то, наверное, их уверенности в собственных силах это вовсе не повредит.
*Примечание. автор для вдохновения скурил вот эту мини-додзю:
i080.radikal.ru/1205/57/3a96018f1f40.jpg
s013.radikal.ru/i324/1205/86/093fb3653dc9.jpg
Источник: Soul Eater (больше аниме, возможно - манга)
Бета: нет ее и не было
Формат: драбблы разного размера.
Персонажи: Доктор Штейн и все-все-все.
Рейтинг: пока G (посмотрим, что будет дальше)
Предупреждение: пока нет.
Статус: в процессе написания.
Раз (150 слов)
Лаборатория ночью и лаборатория днем. Город Смерти на заднем плане. С Луной и Солнцем все нормально... они такие там всегда.
Город Смерти компенсирует свою небольшую раскидистость многоярусностью. Улицы вьются вокруг штопором, имеют уклон местами градусов под пятьдесят, ступеней не счесть. Если у какого-нибудь из домов снизу малость ползет крыша, то это означает, что у кого-нибудь сверху сейчас пустит трещину фундамент. Что случится, если ненароком обвалится городская стена - нетрудно вообразить. Все кривые домишки, мансарды, надстройки, лесенки, мостики, дворики с их четвертыми измерениями, пятыми углами, тенями где-то на границе шестого чувства - рассыпаются горкой игрушек. Здание Академии теряет устойчивость и катится мячом вниз, теряя по пути башни и шпили.
Картинка эта представляется доктору Штейну ярко, даже чересчур. До навязчивости.
Балансирующие на грани равновесия вещи и люди могут в момент превратиться в горку коробочек и кукол. Несуразный, режущий глаз, многообразный хаос жизни смерть превращает в пылящиеся игрушки, из которых выдернули пружинку.
Не то чтобы доктор Штейн любит ломать эту самую пружинку, вовсе нет. Просто ему всегда было интересно знать, как игрушки устроены.
Картинка эта представляется доктору Штейну ярко, даже чересчур. До навязчивости.
Балансирующие на грани равновесия вещи и люди могут в момент превратиться в горку коробочек и кукол. Несуразный, режущий глаз, многообразный хаос жизни смерть превращает в пылящиеся игрушки, из которых выдернули пружинку.
Не то чтобы доктор Штейн любит ломать эту самую пружинку, вовсе нет. Просто ему всегда было интересно знать, как игрушки устроены.
Лаборатория ночью и лаборатория днем. Город Смерти на заднем плане. С Луной и Солнцем все нормально... они такие там всегда.
+++
Два (100 слов)
В стране слепых и кривой король, как говорится.
Представьте, что вы родились зрячим в стране слепых. И первое, что вы увидели: всем зрячим здесь выкалывают глаза. Обычай такой. Понимаете?
Значит, теперь вы представляете, что значит родиться со способностями ведьмы. А уж если вы ухитрились стать ведьмой – то у вас есть еще как минимум третий глаз, на затылке. Иначе не выжить.
Быть ведьмой – значит всегда делать что-нибудь… неблагопристойное. Тыкать пальцем в голого короля. Выбивать пыль из давным-давно проеденных молью общественных пугал. Заглядывать под маски. Потакать своим желаниям.
В стране слепых желание покрасить свой дом в белый цвет явно было бы антиобщественным.
В стране слепых и кривой король, как говорится.
Представьте, что вы родились зрячим в стране слепых. И первое, что вы увидели: всем зрячим здесь выкалывают глаза. Обычай такой. Понимаете?
Значит, теперь вы представляете, что значит родиться со способностями ведьмы. А уж если вы ухитрились стать ведьмой – то у вас есть еще как минимум третий глаз, на затылке. Иначе не выжить.
Быть ведьмой – значит всегда делать что-нибудь… неблагопристойное. Тыкать пальцем в голого короля. Выбивать пыль из давным-давно проеденных молью общественных пугал. Заглядывать под маски. Потакать своим желаниям.
В стране слепых желание покрасить свой дом в белый цвет явно было бы антиобщественным.
+++
...Два этажа, мансарда. Подвал с газовым бойлером. Электричество. Состояние жилое.
- И в наличии помещение, обитое чем-нибудь мягким?
...Также участок шесть соток, выполнен ландшафтный дизайн. Все обнесено оградой. На окраине города, место хорошее, тихое...
- Для полноты картины не хватает только кладбища рядом.
Живи себе, профессор, радуйся. Лучший из своего выпуска, вообще лучший из выпускников Академии - вот тебе лаборатория, работай на здоровье. Исследуй себя и всякого, кто во двор твой забредет.
- Ага. Слишком силен, чтобы спровадить меня с глаз долой, слишком придурок, чтобы жить в пределах городской стены? И что значит "всякого"? Значит, любой, кто шагнет на эти мои шесть соток...
Верно. А также любой, кто нарушит суверенное воздушное пространство над ними. Препарируй, коли поймаешь. Ну как, согласен?
- ...Зря я согласился, - ворчал доктор Штейн потом. - Зря. Место, где я провожу самые ответственные, даже судьбоносные моменты жизни... Попрошу заметить, не только своей. А тут...
- Опа-на, нежданчик!
На подколки со стороны Смерти обижаться глупо. А доктор Штейн, хоть опасался поначалу за устойчивость своего рассудка, но постепенно даже привык. Что стены-двери в прозекторской оформлены в ядовито-розовых тонах. С добавлением салатово-зеленого и горчично-желтого в качестве нюансов. Короче, в лучших традициях "Чупакабры", первоклассного городского бардака и кабаре.
Но Штейн пeрекрашивать не стал. То ли нашел дела поважнее, то ли решил, что оформление должно подействовать на клиентов успокаивающе. Или шокирующе. Короче - не надо анестезии лишний раз, и то ладно.
Иллюстративный материал: лаборатория в розовых тонах и ее хозяин.
+++
Четыре (150 слов)
Самодиагностика. Очередная попытка.
Вопросы типа «выбери нужное»: "закрытые вопросы". Вопросы, напротив которых в анкете остается длинная строка для свободного заполнения, - "открытые".
Например, вопрос: "Сколько видов галлюцинаций случается с вами в среднем за день: одна-две, три и более, не могу указать точно" - закрытый.
Слуховые галлюцинации? Да. Аноазмы, то есть отдельные шумы. В частности, мне слышится какое-то бульканье, свист и стук металла обо что-то стеклянное. Или наоборот. Вербальные галлюцинации, каковыми были бы голоса, фразы и выражения - отсутствуют.
Настоящий "открытый" вопрос звучал бы так: «Как вы умудряетесь еще и преподавать, профессор Штейн, с вашей-то развесистой клинической картиной?»
Звук шагов. Громкость галлюцинации средняя.
- Чаю?
А вот и вербальная составляющая добавилась. Содержание фразы нейтральное.
- Так будете или нет? - Пожалуй, это уже попытка приказывать. Значит, императивного типа...
Нет. Не галлюцинации. Черт, все время забываю, что теперь живу не один.
- Спасибо, Мария, - отрывается Штейн от монитора. - Вот только пусть остынет немного.
+++
Пять (150 слов)
Фестиваль в Городе Смерти проводят не то в конце февраля, то ли в начале марта. Это кочующая дата, зависящая то ли от ширины оскала Луны, то ли с какой стороны у Смерти в ухе звенит. Всегда неожиданность.
Эти фейерверки, конфетти вперемешку со снежной крупой на брусчатке. Гирлянды черных шаров, улетающих в низкое небо. Иногда они запутываются в ветках деревьев рядом с лабораторией. Ветер гоняет по плитам двора лепестки бумажных цветов и клочки музыки.
Занятия отменены. Табачная лавка закрыта. Никто не заявится в лабораторию, и никого в лабораторию не притащат. Назначены встречи, свидания, посиделки. Это праздник не для одиночек. Настолько, что даже тени расползлись из насиженных углов по гостям. Три глаза не подмигивают из темноты, а невидимые ледяные руки ускользнули - искать других объятий. Никто неожиданный не покажется в зеркале.
Каждый раз хочется пометить дни фестиваля в календаре заранее. Черным маркером. И всегда они застают врасплох.
Три мертвых дня абсолютной нормы.
Фестиваль в Городе Смерти проводят не то в конце февраля, то ли в начале марта. Это кочующая дата, зависящая то ли от ширины оскала Луны, то ли с какой стороны у Смерти в ухе звенит. Всегда неожиданность.
Эти фейерверки, конфетти вперемешку со снежной крупой на брусчатке. Гирлянды черных шаров, улетающих в низкое небо. Иногда они запутываются в ветках деревьев рядом с лабораторией. Ветер гоняет по плитам двора лепестки бумажных цветов и клочки музыки.
Занятия отменены. Табачная лавка закрыта. Никто не заявится в лабораторию, и никого в лабораторию не притащат. Назначены встречи, свидания, посиделки. Это праздник не для одиночек. Настолько, что даже тени расползлись из насиженных углов по гостям. Три глаза не подмигивают из темноты, а невидимые ледяные руки ускользнули - искать других объятий. Никто неожиданный не покажется в зеркале.
Каждый раз хочется пометить дни фестиваля в календаре заранее. Черным маркером. И всегда они застают врасплох.
Три мертвых дня абсолютной нормы.
+++
Шесть (55 слов)
Вектор есть направленная линия. Именно их - толстые, четкие, направленные векторы - Штейн рисовал на полу. Отмечал маршруты передвижения. Не для того, чтобы не забыть, а, скорее, чтобы не отступать лишний раз. Шажок-другой в сторону - и мало ли где можно оказаться.
Особенно легко заблудиться там, где знакомее всего. В собственной комнате. В собственной голове.
Вектор есть направленная линия. Именно их - толстые, четкие, направленные векторы - Штейн рисовал на полу. Отмечал маршруты передвижения. Не для того, чтобы не забыть, а, скорее, чтобы не отступать лишний раз. Шажок-другой в сторону - и мало ли где можно оказаться.
Особенно легко заблудиться там, где знакомее всего. В собственной комнате. В собственной голове.
+++
Семь (150 слов)
То, что ведьмы прибывают на шабаш чаще всего верхом на метле - это правда. Особенно молоденькие, которые еще не умеют создать более удобное транспортное средство. Опять же, метла дешева, практична, универсальна и негоромоздка. Незаменима в тех случаях, когда ведьме нежелательно раскрывать свое инкогнито.
Летать же на метле голой - это банально неудобно, негигиенично и грозит занозами и простудными заболеваниями, переходящими в осложнения с инфекцией по восходящему типу.
Правда и то, что у Мастеров и Оружия принято жить вместе. "И да разлучит их только смерть или ссора, но более никто". Даже в уставе Академии есть такой пунктик насчет совместного проживания боевой пары - еще одна причина преждевременной седины комендантов общежитий и домовладельцев.
Просто Спать с Оружием тоже можно, если вы не очень вертитесь во сне. Если вы любите колюще-режущие или там, огнестрельные предметы в своей постели - бога ради.
Эротические фантазии – они в первую очередь так непрактичны.
Хотя это не означает, что невозможны.
То, что ведьмы прибывают на шабаш чаще всего верхом на метле - это правда. Особенно молоденькие, которые еще не умеют создать более удобное транспортное средство. Опять же, метла дешева, практична, универсальна и негоромоздка. Незаменима в тех случаях, когда ведьме нежелательно раскрывать свое инкогнито.
Летать же на метле голой - это банально неудобно, негигиенично и грозит занозами и простудными заболеваниями, переходящими в осложнения с инфекцией по восходящему типу.
Правда и то, что у Мастеров и Оружия принято жить вместе. "И да разлучит их только смерть или ссора, но более никто". Даже в уставе Академии есть такой пунктик насчет совместного проживания боевой пары - еще одна причина преждевременной седины комендантов общежитий и домовладельцев.
Просто Спать с Оружием тоже можно, если вы не очень вертитесь во сне. Если вы любите колюще-режущие или там, огнестрельные предметы в своей постели - бога ради.
Эротические фантазии – они в первую очередь так непрактичны.
Хотя это не означает, что невозможны.
+++
Восемь (90 слов)
- Как насчет закатиться к нам в Академию? Преподом, на полную ставку? Харе сходить с ума в одиночестве.
- Чему это, интересно, я могу обучить подрастающее поколение? - морщится Штейн.
…Галлюцинировать по десять кадров в минуту?...
- Всему, что умеешь, Штейн-кун. Всему, что умеешь.
…включая конкур на офисном стуле.
- Так-таки уж всему... Скажете тоже... и материалы для препарирования? Как же без них?
- Не парься. Базара нет - будут тебе материалы. Ну так чё?
Штейн поневоле восхищенно разводит руками.
Смерть всегда делает такие предложения, от которых ну никак невозможно отказаться.
- Как насчет закатиться к нам в Академию? Преподом, на полную ставку? Харе сходить с ума в одиночестве.
- Чему это, интересно, я могу обучить подрастающее поколение? - морщится Штейн.
…Галлюцинировать по десять кадров в минуту?...
- Всему, что умеешь, Штейн-кун. Всему, что умеешь.
…включая конкур на офисном стуле.
- Так-таки уж всему... Скажете тоже... и материалы для препарирования? Как же без них?
- Не парься. Базара нет - будут тебе материалы. Ну так чё?
Штейн поневоле восхищенно разводит руками.
Смерть всегда делает такие предложения, от которых ну никак невозможно отказаться.
+++
Девять (300 слов)
Первый раз лицом к лицу со смертью Штейн Франкен оказался одиннадцати лет от роду. Смерти для этого пришлось взять его за шиворот и приподнять - даже для своего возраста Штейн был мелковат, а нагибаться за всякой мелочью много чести.
- И чё? Чё за шухер? - вопросил Смерть.
Штейн сам по себе был вообще не шумный, а очень тихонький и молчаливый. Шум, шухер, и крик из-за него поднимали обычно окружающие. И требовали принятия разных мер: воспитательных, лечебных и пресекающих. А зачастую и того, и другого и третьего, и желательно побыстрее. Смирительная рубашка, например, чудесно объединила бы все три компонента вместе.
- А, так все из-за этого сопливца? - понял ситуацию Смерть и подслеповатым жестом поднес упомянутого Штейна поближе к отверстиям в маске, вроде как чтоб разглядеть получше.
Штейн шмыгнул носом, чихнул и ответил:
- Я не сопливец. Это у меня ОРВИ. В психдиспансере на стационаре заразили. Вы теперь меня обратно туда отправите? Или новое направление дадите? Или нет, вы же не врач... вы не в халате.
- Я не врач. Я - смерть. У нас форма другая, сечешь? - утер Смерть маску.
Штейн, насколько позволяло болтающееся положение, кивнул:
- Это вас все боятся?
- Боятся? Чё за ерунда?
- Мне сказали, что меня отведут к вам, если я опять...
Смерти в это время поднесли медицинскую карту Штейна. Смерть взвесил ее в свободной ладони, взвесил во второй руке Штейна и итоге со скрипом перевесила лень. То есть скорее всего это была лень. Кому охота читать шесть толстенных папок медицинского дела и сочинять отписки по поводу того, по какой именно причине данный ученик не может быть зачислен в Академию?
- Тебя переводят к нам, парень. Иди гуляй, пока - Штейна опустили на пол и подтолкнули к выходу - аккуратно, одним пальцем.
- Пока-пока, - помахал вслед Штейн.
Последнее решение всегда за Смертью.
Первый раз лицом к лицу со смертью Штейн Франкен оказался одиннадцати лет от роду. Смерти для этого пришлось взять его за шиворот и приподнять - даже для своего возраста Штейн был мелковат, а нагибаться за всякой мелочью много чести.
- И чё? Чё за шухер? - вопросил Смерть.
Штейн сам по себе был вообще не шумный, а очень тихонький и молчаливый. Шум, шухер, и крик из-за него поднимали обычно окружающие. И требовали принятия разных мер: воспитательных, лечебных и пресекающих. А зачастую и того, и другого и третьего, и желательно побыстрее. Смирительная рубашка, например, чудесно объединила бы все три компонента вместе.
- А, так все из-за этого сопливца? - понял ситуацию Смерть и подслеповатым жестом поднес упомянутого Штейна поближе к отверстиям в маске, вроде как чтоб разглядеть получше.
Штейн шмыгнул носом, чихнул и ответил:
- Я не сопливец. Это у меня ОРВИ. В психдиспансере на стационаре заразили. Вы теперь меня обратно туда отправите? Или новое направление дадите? Или нет, вы же не врач... вы не в халате.
- Я не врач. Я - смерть. У нас форма другая, сечешь? - утер Смерть маску.
Штейн, насколько позволяло болтающееся положение, кивнул:
- Это вас все боятся?
- Боятся? Чё за ерунда?
- Мне сказали, что меня отведут к вам, если я опять...
Смерти в это время поднесли медицинскую карту Штейна. Смерть взвесил ее в свободной ладони, взвесил во второй руке Штейна и итоге со скрипом перевесила лень. То есть скорее всего это была лень. Кому охота читать шесть толстенных папок медицинского дела и сочинять отписки по поводу того, по какой именно причине данный ученик не может быть зачислен в Академию?
- Тебя переводят к нам, парень. Иди гуляй, пока - Штейна опустили на пол и подтолкнули к выходу - аккуратно, одним пальцем.
- Пока-пока, - помахал вслед Штейн.
Последнее решение всегда за Смертью.
+++
Десять (206 слов)
Религиозным человеком доктора Штейна назвать трудно. Верующий - вот более подходящее слово. Если более-менее серьезному ученому позволительно веровать в превышение скорости света или в абсолютно черное тело, или мгновенную передачу
информации на расстоянии.
Но Штейна вряд ли можно назвать серьезным ученым. А еще он практик и привык считаться с реальностью.
Попробуй проигнорируй тот факт, что Бог Смерти может воспользоваться любым зеркалом, и хорошо если для разговора по делу, а то ведь просто так, полюбопытствовать.
Сложно удержаться и не полюбопытствовать в ответ. Непроницаемая чернота балахона, за которым ни видно ничего, и непревзойденной скорости Удар Смерти, от которого не уходил еще никто – все эти обстоятельства хоть и приходится учитывать, но они не повод прекращать исследования.
- Тем интереснее загадка, только и всего, - Штейн продолжает накапливать наблюдения, косвенные данные, но не переходит к активным действиям. Дело не в трусости, и не в религиозном почтении: и того и другого у доктора, что называется, кот наплакал. Простая расстановка приоритетов, вот что это такое. Ведь один-то эксперимент со Смертью гарантирован каждому по обязательной программе. А до этого у всякого программа произвольная, на свой выбор. У Штейна она достаточно увлекательная и даже в чем-то… гармоничная, скажем так.
Чем, ну чем еще следует заниматься перед лицом смерти, как не ставить эксперименты над жизнью?
Религиозным человеком доктора Штейна назвать трудно. Верующий - вот более подходящее слово. Если более-менее серьезному ученому позволительно веровать в превышение скорости света или в абсолютно черное тело, или мгновенную передачу
информации на расстоянии.
Но Штейна вряд ли можно назвать серьезным ученым. А еще он практик и привык считаться с реальностью.
Попробуй проигнорируй тот факт, что Бог Смерти может воспользоваться любым зеркалом, и хорошо если для разговора по делу, а то ведь просто так, полюбопытствовать.
Сложно удержаться и не полюбопытствовать в ответ. Непроницаемая чернота балахона, за которым ни видно ничего, и непревзойденной скорости Удар Смерти, от которого не уходил еще никто – все эти обстоятельства хоть и приходится учитывать, но они не повод прекращать исследования.
- Тем интереснее загадка, только и всего, - Штейн продолжает накапливать наблюдения, косвенные данные, но не переходит к активным действиям. Дело не в трусости, и не в религиозном почтении: и того и другого у доктора, что называется, кот наплакал. Простая расстановка приоритетов, вот что это такое. Ведь один-то эксперимент со Смертью гарантирован каждому по обязательной программе. А до этого у всякого программа произвольная, на свой выбор. У Штейна она достаточно увлекательная и даже в чем-то… гармоничная, скажем так.
Чем, ну чем еще следует заниматься перед лицом смерти, как не ставить эксперименты над жизнью?
+++
Одиннадцать (360 слов)
С одной стороны, очень логично, чтобы наиболее опытные сотрудники Академии, пусть даже и не имеющие педагогического образования, но обладающие ценными полевыми навыками, инструктировали подрастающее поколение. С другой стороны, очень хорошо, когда оные ценные сотрудники даже в мирное время заняты общественно-полезной и даже оплачиваемой - пускай и чисто символически - деятельностью. А в третьих...
- Вы-таки издеваетесь, - в голосе Спирита, кроме общеудрученной интонации, чувствуется и чисто гомеопатическая доза самодовольства. - Никого более подходящего не могли найти?
- Никого, семпай - тушит бычок в горшке для цветов Штейн. - У всех график, у всех внеклассные... ну, я в общем-то могу, если уж тебе так уж совсем уж никак. Но сам понимаешь, что лучше бы мне одному не надо.
- Я понимаю! - Спирит в мгновение понимает очень много разных вещей, но особенно ясно до него доходит то, что за общественно-полезную деятельность стоит взяться хотя бы потому, что иначе за эту самую деятельность будет браться Штейн, а ему и вправду лучше бы не надо. Препод он отличный, но... Но.
- Думаю, я справлюсь.
- Конечно же, не в одиночку. Лучше в паре: ты черновик лекции набросаешь, я иллюстративный материал подгоню - все будет нормально. Опять же, случаи из практики, а она у тебя...
- Ты таки издеваешься, - конкретизирует Спирит, и в этой конкретности поровну сарказма, скромного признания своих заслуг и встревоженности.
- Ни разу. Дело-то серьезное. Приемы описать. Наиболее распространенные ошибки. Использование подручных средств...
- Подручных?
- Ну, для фиксации хотя бы. Случаи разные бывали, а безопасность превыше всего, - не меняя занудно-лекционной интонации дополняет Штейн.
Спирит же в лице малость изменяется, морщится, подтягивает галстук и заключает:
- Как-то уж очень серьезно ты копаешь, это ни к чему. Думаю... ну, дело немудреное, справлюсь сам. А что помощь предложил - спасибо!
Поблагодарив, спешит удалиться из учительской. Слышит вслед:
- Обращайся, если что... - и захлопывает за собой дверь.
- Обращайся, если что... - повторяет уже себе Штейн и довольно усмехается. За лекции-памятки среди учащихся старшего курса в учебном плане ответственных двое... Двоих и запишут. А что Спирит только что лично отказался от его, Штейна, помощи - факт.
Вот и славно. Скучнейшее дело эти внеклассные лекции по основам половой гигиены и безопасного секса.
С одной стороны, очень логично, чтобы наиболее опытные сотрудники Академии, пусть даже и не имеющие педагогического образования, но обладающие ценными полевыми навыками, инструктировали подрастающее поколение. С другой стороны, очень хорошо, когда оные ценные сотрудники даже в мирное время заняты общественно-полезной и даже оплачиваемой - пускай и чисто символически - деятельностью. А в третьих...
- Вы-таки издеваетесь, - в голосе Спирита, кроме общеудрученной интонации, чувствуется и чисто гомеопатическая доза самодовольства. - Никого более подходящего не могли найти?
- Никого, семпай - тушит бычок в горшке для цветов Штейн. - У всех график, у всех внеклассные... ну, я в общем-то могу, если уж тебе так уж совсем уж никак. Но сам понимаешь, что лучше бы мне одному не надо.
- Я понимаю! - Спирит в мгновение понимает очень много разных вещей, но особенно ясно до него доходит то, что за общественно-полезную деятельность стоит взяться хотя бы потому, что иначе за эту самую деятельность будет браться Штейн, а ему и вправду лучше бы не надо. Препод он отличный, но... Но.
- Думаю, я справлюсь.
- Конечно же, не в одиночку. Лучше в паре: ты черновик лекции набросаешь, я иллюстративный материал подгоню - все будет нормально. Опять же, случаи из практики, а она у тебя...
- Ты таки издеваешься, - конкретизирует Спирит, и в этой конкретности поровну сарказма, скромного признания своих заслуг и встревоженности.
- Ни разу. Дело-то серьезное. Приемы описать. Наиболее распространенные ошибки. Использование подручных средств...
- Подручных?
- Ну, для фиксации хотя бы. Случаи разные бывали, а безопасность превыше всего, - не меняя занудно-лекционной интонации дополняет Штейн.
Спирит же в лице малость изменяется, морщится, подтягивает галстук и заключает:
- Как-то уж очень серьезно ты копаешь, это ни к чему. Думаю... ну, дело немудреное, справлюсь сам. А что помощь предложил - спасибо!
Поблагодарив, спешит удалиться из учительской. Слышит вслед:
- Обращайся, если что... - и захлопывает за собой дверь.
- Обращайся, если что... - повторяет уже себе Штейн и довольно усмехается. За лекции-памятки среди учащихся старшего курса в учебном плане ответственных двое... Двоих и запишут. А что Спирит только что лично отказался от его, Штейна, помощи - факт.
Вот и славно. Скучнейшее дело эти внеклассные лекции по основам половой гигиены и безопасного секса.
+++
Двенадцать (322 слова)
Мари присаживается рядом, церемонно складывает руки на коленях. Отводит за ухо светло-золотистую прядь волос и моргает медового цвета глазом. Желтый зигзаг на подоле смешивается с солнечными бликами.
- Можно, я пока поживу у тебя?
Штейн даже не меняет позы. Раскинувшийся на скамейке, запрокинувший голову, он похож на сушащуюся на солнце вываренную тряпку. В очках отражается синее небо, проплывают облака, но за стеклами больше ничего не видно. Штейн считает.
Если Мария теперь его Оружие, то жить вместе нормально, а лаборатория это почти целый дом, и жить вместе еще и удобно.
Плюс еще один образец для исследований под рукой - но этот плюс в вычислениях Штейна для Мари может обернуться таким минусом, что сведет весь результат в область отрицательных чисел. Этически отрицательных.
- Пока я не найду подходящую квартиру, это ненадолго... - смущенно, но настойчиво поясняет Мари, хотя и так ясно, что она уже тоже уже что-то заранее просчитала, и, видимо, пришла к совершенно иному результату решения этого уравнения со множеством неизвестных.
Среди которых, например, величина времени тэ, по истечении которого Штейн неизбежно захочет поставить на своем Оружии какой-нибудь занятный опыт. Вроде бы как чем тэ больше, тем лучше, но с ней в обратной зависимости находится коэффициент опасности эксперимента икс, и этот-то икс может стать жирным крестиком. Могильным.
Помнится, милая Мари не дружила с математикой еще в школе, и, кажется, продолжает в том же духе и сейчас. Глупо надеяться, что вычисления окончатся положительным результатом просто потому что это будет удобно и хорошо. Единственно верное решение в таком случае - отказаться, сохранить баланс. А потому:
- Не беспокойся. Живи, сколько нужно, - жмурится Штейн. Мария всегда была бойкой, и для нее отказ, попытка остаться при своих, свести все к нулю - точно не вариант.
Для Штейна, кстати, тоже. А риск? Что ж, риск включен, о чем Штейн предупреждает:
- ...только смотри, если проснешься, а голова в тумбочке - не обессудь.
Предупреждает, хотя даже сам не знает, какая доля шутки в этой шутке. Пока не знает.
+++
Тринадцать (500 слов)
- ...Теперь на образце отчетливо видно... Ну, то есть пока видно только тем из Мастеров, кто умеет читать души. А сейчас я добавлю индикатор и вот теперь мы все видим остаточные связи души с нервной системой образца. У высокоразвитых млекопитающих, таких, как эта кошка, эти связи сохраняются еще до пяти минут после смерти мозга. У больших собак дольше – семь-десять минут, а у людей даже до пят... кхм. Ладно. Этот момент мы рассмотрим на практических занятиях. А на сегодня лекция закончена.
Опоздавшие у нас сегодня прибирают образцы и моют аудиторию, так что Ким - ваш выход! Жаклин, присмотри, пожалуйста, чтобы твой Мастер прибирала аудиторию самостоятельно, а не руководила работами по уборке, как в прошлый раз. Остальные свободны!
Штейн пару раз проворачивается на стуле и, оттолкнувшись ногами от кафедры, придает себе ускорение прямо в двери, под молчаливое "А катись ты..." от Ким, которой не требуется атрибутики типа швабры или помела, чтобы быть самой настоящей ведьмой. Пусть и юной, и неискушенной в боевой магии, но...
Натереть порог мылом - это вам не вибрации души считывать. Это эффективнее приемчик.
Но пока Штейн и без помощи мыла проделывает любимый свой трюк - спиной толкает двери, чуть отклоняется назад, а в это время колесико стула неизбежно задевает малозаметный порожек и за этим следует...
"Как всегда: привлекает внимание, выпендрежник" - ворчит откуда-то с "камчатки" Блэк Стар. Он не одобряет, когда выпендривается кто-либо, кроме него самого.
"Ой, как же это, наверное, больно", - качает головой Цубаки.
"32 падение за текущий семестр", - записывает в тетрадь педантичный Окс Форд. Не то чтобы это важные данные, просто любит собирать самую разнообразную статистику. Но в этот раз он явно поторопился. Потому что ожидаемого "бабах" не слышно, хотя профессор Штейн падал, падал, как всегда, и...
Был ловко подхвачен под затылок, за секунду до соприкосновения с твердым кафельным полом. Но ученики этого не видели, потому как дверь на пружине захлопнулась. И не слышали последующего разговора:
- Семпай. Ты. Нафига?
- То есть как это "нафига"? - удивляется Спирит. - Кто бы тебя еще успел поймать в полете?
- Только ты. Но нафига ты мне срываешь педагогический процесс? Шел себе мимо - вот и иди. Не мешай. - В позиции "стул лежит на мне, я почти лежу на полу" Штейн мало того что не выглядит смешно, он даже умудряется удерживать холодноватый тон. Настолько холодноватый, что Спириту немедля становится ясно, что тут удерживать никого низачем не надо, а надо убрать руку и идти по своим делам. Что он и делает - и не без удовольствия.
Штейн стукается об пол головой - не так шумно, но гораздо больнее обычного, и задумчиво констатирует:
- Падение состоялось - падение зачтено.
Двери аудитории уже открывают первые собравшиеся нетерпеливые ученики, Спирита из коридора уже след простыл, а Штейн собирает себя с пола вместе с креслом, отряхивается и думает о том, что педагогический процесс - превыше всего, и что уважение и боязнь штуки, конечно, приятные и полезные, но если ученики регулярно видят в своем преподавателе какую-то смешную, маленькую, человеческую сторону, то, наверное, их уверенности в собственных силах это вовсе не повредит.
*Примечание. автор для вдохновения скурил вот эту мини-додзю:
i080.radikal.ru/1205/57/3a96018f1f40.jpg
s013.radikal.ru/i324/1205/86/093fb3653dc9.jpg
+++
Четырнадцать (292 словa)
Доктор Штейн всегда возвращается из Академии домой одной и той же дорогой. Иногда уже вечером, когда солнце облизывает напоследок верхушки крыш, а брусчатка уже залита сумраком. В таких случаях Штейн, катящий за собой любимый стул, всегда мешкает перед тем, как вступить в переход, соединяющий Верхний, гористый, город с низовой частью. Останавливается, протирает очки полой халата, иногда выкуривает сигарету. И только затем продолжает путь - сорок два шага от входа до выхода. Где-то наверху эти своды держат целую узкую улицу, но внизу лишь капание воды, и гулкая темнота, многократно усиливающая звук шагов и грохот колесиков стула.
И еще шепот. Если остановиться, затаить дыхание и подождать... Нет. Это все стук сердца, звук дыхания, шуршание халата, стук шагов. Сорок два шага без остановок. Ведь когда ты вступаешь под своды моста - ты можешь оказаться во власти тех, кто под этими сводами живет. Или тех, кто обосновался под сводами твоего собственного черепа.
Этим созданиям немного-то и надо, чтобы проявить себя. Так, самую малость - обстановочка подходящая, например, немного усталости в конце дня, и вот...
Не смотри на зло, не слушай зло, не поминай зло всуе и надейся, что оно не появится? Ну-ну.
Поэтому всякий раз Штейн останавливается перед туннелем, ждет, чтобы глаза привыкли к темноте. Чтобы быть готовым, если что. Это что-то между детским упорным правилом "не наступай на трещину в асфальте, а то умрешь" и подступающим неврозом, для которого характерны такие вот ритуалы, иллюзорно помогающие поддерживать контроль над собой и окружающим миром. Эдакая магия: если я с первого раза завяжу галстук, то сегодня мне удастся доклад... если мне удастся переступить через третью ступеньку лестницы, то результат анализа будет хорошим...
Если мыть руки каждый день, то не умрешь от рака? Смешной и бесполезный способ защититься, и Штейн докуривает сигарету. Говорить не о чем, пора идти вперед.
(возможно, будет продолжено. И не в виде драббла).
Доктор Штейн всегда возвращается из Академии домой одной и той же дорогой. Иногда уже вечером, когда солнце облизывает напоследок верхушки крыш, а брусчатка уже залита сумраком. В таких случаях Штейн, катящий за собой любимый стул, всегда мешкает перед тем, как вступить в переход, соединяющий Верхний, гористый, город с низовой частью. Останавливается, протирает очки полой халата, иногда выкуривает сигарету. И только затем продолжает путь - сорок два шага от входа до выхода. Где-то наверху эти своды держат целую узкую улицу, но внизу лишь капание воды, и гулкая темнота, многократно усиливающая звук шагов и грохот колесиков стула.
И еще шепот. Если остановиться, затаить дыхание и подождать... Нет. Это все стук сердца, звук дыхания, шуршание халата, стук шагов. Сорок два шага без остановок. Ведь когда ты вступаешь под своды моста - ты можешь оказаться во власти тех, кто под этими сводами живет. Или тех, кто обосновался под сводами твоего собственного черепа.
Этим созданиям немного-то и надо, чтобы проявить себя. Так, самую малость - обстановочка подходящая, например, немного усталости в конце дня, и вот...
Не смотри на зло, не слушай зло, не поминай зло всуе и надейся, что оно не появится? Ну-ну.
Поэтому всякий раз Штейн останавливается перед туннелем, ждет, чтобы глаза привыкли к темноте. Чтобы быть готовым, если что. Это что-то между детским упорным правилом "не наступай на трещину в асфальте, а то умрешь" и подступающим неврозом, для которого характерны такие вот ритуалы, иллюзорно помогающие поддерживать контроль над собой и окружающим миром. Эдакая магия: если я с первого раза завяжу галстук, то сегодня мне удастся доклад... если мне удастся переступить через третью ступеньку лестницы, то результат анализа будет хорошим...
Если мыть руки каждый день, то не умрешь от рака? Смешной и бесполезный способ защититься, и Штейн докуривает сигарету. Говорить не о чем, пора идти вперед.
(возможно, будет продолжено. И не в виде драббла).
+++
Пятнадцать (500 слов)
В общаге, в его комнате, стол с липкими пятнами от выпивки и сладкого. И от сладкой выпивки тоже. Холодильник - в массу льда в морозилке намертво вморожена початая пачка пельменей. На полке - початая бутылка шампанского. Выдохшееся шампанское это именно то, с чего начинается бодрое утро.
В столовой Академии неплохо и дешево кормят, кстати.
Ах да. Еще главный, по умолчанию, экземпляр комнаты - продавленный раскладной диван со скрипящими пружинами, расшатанным каркасом, но очень, очень крепкий. Сосед через стену подтвердит.
Еще мизерный счет в банке, штамп в паспорте с пометкой "разведен" и дочь-подросток, которая не желает с ним разговаривать.
Все, чего он добился к своим тридцати трем.
Если не считать того, что он Коса Смерти, Оружие Бога и вообще дожил до этих своих тридцати трех. Просто поразительно. Также поразительно то, что в комнате сегодня чисто. С утра - потому что в бодрое утро с похмелья он медленно и задумчиво, засучив рукава, драил сначала совмещенный санузел, а затем так же задумчиво оттирал стол. Холодильник - черт с ним, но грязной раковины в ванной вам не простит ни одна женщина. Равно как и дырявых носков.
Рецепты от Спирита Албарна, покорителя женских сердец. Мотайте на ус.
Он уже собирается в прачечную - забрать второй костюм из чистки, у него их всего два, и рубашки забрать, рубашек мало не бывает. Задумчиво пересекает вестибюль, но останавливается перед телефоном на стене.
Он бы позвонил жене, но не знает ее номер. Он бы позвонил дочери, но ей он звонил вчера, и успел только сказать: "Привет, заяц!".
Бросила трубку.
Рядом с телефоном - зеркало. Подышать на стекло, набрать нужный номер и сказать Богу Смерти, что вот, видите ли, мне абсолютно нечего делать с утра, и вот поэтому... Не тревожь Смерть зазря.
В стекле - его растерянное отражение. А что. Хорош. Даже с похмела. Даже если не считать травм на работе. Если подсчитать все шрамы...
Зато теперь он знает, кому позвонить. Он наберет городской номер, скажет:
- Привет.
- Привет, - отзовутся с хриплым кашлем. Хрипунец - утренний кашель заядлого курильщика.
- Скажи... - всякие "как здоровье" или "как там твое ничего" или "ты там не рехнулся ли часом, или давно уже?" по меньшей мере неуместны. Более того, оскорбительны. Поэтому:
- Скажи: "еще один день прожит зря, все бабы дуры, а солнце гребаный фонарь". Скажи. Подтверди мои наблюдения.
Из трубки донесется хихиканье, нехорошее, нервное, а затем солидным голосом подтвердят:
- Да, солнце сделано довольно небрежно, особи женского пола редко отличаются выдающимися умственными способностями, а насчет дня… он вроде бы только начинается.
В ответ хочется кивнуть головой, хотя по телефону этого и не видно.
- Ага. Начинается.
- Ты… это. Заходи. Если что.
- Ага. Ну, бывай здоров.
- Ты тоже, семпай.
И гудки в трубке. Не то чтобы у него хватит духу, или дури принять предложение всерьез и действительно зайти, просто…
Ему представляется Лоскутная Лаборатория – очень чистое здание, отдраенное, пустоватое. Холодильник, там наверняка должен быть холодильник – тоже пуст. А Штейн по вечерам кипятит бак с водой и сам вываривает свои сшитые вручную халаты. И отглаживает их тяжеленным утюгом.
В общаге, в его комнате, стол с липкими пятнами от выпивки и сладкого. И от сладкой выпивки тоже. Холодильник - в массу льда в морозилке намертво вморожена початая пачка пельменей. На полке - початая бутылка шампанского. Выдохшееся шампанское это именно то, с чего начинается бодрое утро.
В столовой Академии неплохо и дешево кормят, кстати.
Ах да. Еще главный, по умолчанию, экземпляр комнаты - продавленный раскладной диван со скрипящими пружинами, расшатанным каркасом, но очень, очень крепкий. Сосед через стену подтвердит.
Еще мизерный счет в банке, штамп в паспорте с пометкой "разведен" и дочь-подросток, которая не желает с ним разговаривать.
Все, чего он добился к своим тридцати трем.
Если не считать того, что он Коса Смерти, Оружие Бога и вообще дожил до этих своих тридцати трех. Просто поразительно. Также поразительно то, что в комнате сегодня чисто. С утра - потому что в бодрое утро с похмелья он медленно и задумчиво, засучив рукава, драил сначала совмещенный санузел, а затем так же задумчиво оттирал стол. Холодильник - черт с ним, но грязной раковины в ванной вам не простит ни одна женщина. Равно как и дырявых носков.
Рецепты от Спирита Албарна, покорителя женских сердец. Мотайте на ус.
Он уже собирается в прачечную - забрать второй костюм из чистки, у него их всего два, и рубашки забрать, рубашек мало не бывает. Задумчиво пересекает вестибюль, но останавливается перед телефоном на стене.
Он бы позвонил жене, но не знает ее номер. Он бы позвонил дочери, но ей он звонил вчера, и успел только сказать: "Привет, заяц!".
Бросила трубку.
Рядом с телефоном - зеркало. Подышать на стекло, набрать нужный номер и сказать Богу Смерти, что вот, видите ли, мне абсолютно нечего делать с утра, и вот поэтому... Не тревожь Смерть зазря.
В стекле - его растерянное отражение. А что. Хорош. Даже с похмела. Даже если не считать травм на работе. Если подсчитать все шрамы...
Зато теперь он знает, кому позвонить. Он наберет городской номер, скажет:
- Привет.
- Привет, - отзовутся с хриплым кашлем. Хрипунец - утренний кашель заядлого курильщика.
- Скажи... - всякие "как здоровье" или "как там твое ничего" или "ты там не рехнулся ли часом, или давно уже?" по меньшей мере неуместны. Более того, оскорбительны. Поэтому:
- Скажи: "еще один день прожит зря, все бабы дуры, а солнце гребаный фонарь". Скажи. Подтверди мои наблюдения.
Из трубки донесется хихиканье, нехорошее, нервное, а затем солидным голосом подтвердят:
- Да, солнце сделано довольно небрежно, особи женского пола редко отличаются выдающимися умственными способностями, а насчет дня… он вроде бы только начинается.
В ответ хочется кивнуть головой, хотя по телефону этого и не видно.
- Ага. Начинается.
- Ты… это. Заходи. Если что.
- Ага. Ну, бывай здоров.
- Ты тоже, семпай.
И гудки в трубке. Не то чтобы у него хватит духу, или дури принять предложение всерьез и действительно зайти, просто…
Ему представляется Лоскутная Лаборатория – очень чистое здание, отдраенное, пустоватое. Холодильник, там наверняка должен быть холодильник – тоже пуст. А Штейн по вечерам кипятит бак с водой и сам вываривает свои сшитые вручную халаты. И отглаживает их тяжеленным утюгом.
+++
Шестнадцать (500 слов)
(о том, чем могла бы разрешиться вот эта ситуация: mangafox.me/manga/soul_eater/v02/c004/22.html, если бы было минут пять-семь лишних)
- Бросайте эти ваши глупости, - досадливо цыкает зубом Сид. - Вот я, даже когда был живым, такого себе не позволял.
Он, конечно, со всех сторон прав. Негоже двум преподавателям затевать междусобойчики в стенах Академии вообще и в меддиспансере в частности.
- Взрослые же уже мужики!
- Ага. Щаз только кое-кого придушу и сразу прекращу! - пыхтит Спирит. Душить дело нелегкое, он изрядно запыхался, но хватку не ослабляет.
- Да... нормально... все... - вяло даже не отбивается жертва удушения. - Все... под контролем.
- Может быть и под контролем. Но я вижу, что из тебя, Штейн, сейчас дух вышибут.
- Вышибу, вставлю и обратно вышибу! За такие шуточки повесить мало!
- Смертная казнь в нашем штате вообще-то запрещена...
- Молчать! Еще и делает вид, что не знал, что со мной случилось!
- О твоей семейной драме, семпай, в Городе Смерти только глухой не слышал...
Трещит воротник. Сид все еще торчит на входе, не решаясь разнять драчунов. Хотя то, что происходит, это даже не драка. Это спецпроцедура, и просто так прекратить ее не представляется возможным. Поэтому Сид с безопасного расстояния ограничивается подтверждением:
- Ну да, наш городок та еще деревня. Раз даже Штейн знает... Но я не сплетничал, нет, не такой я парень.
Бум. Хрясь. Минус десять одиннадцать мензурок на столе, плюс два синяка и один расшатанный зуб у Штейна. Спирит трясет запястьем - чуть было не вывернул и содрал костяшки притом. Нерасчетливо бьет, хоть и от широкой души. Почти не замечает сопротивления. То, что битым стеклом оцарапался - не замечает тоже.
- Что ты вообще, упырь, знаешь о семье? У самого нет и не было!
- Чего нет, того нет, - трясет головой Штейн. От болта на стене остались царапины, сам Штейн перемазан в штукатурке, утирает кровь из носа полуоторванным рукавом.
На этом драка гаснет так же внезапно, как и началась. Сид оглядывает поле битвы, и удивляется: ну немного посуды разбили, ну
чуть стену испортили, но в общем-то...
- Не стоит внимания, - Штейн вынимает из кармана очки - загодя их снял, что ли? Когда успел? - По сравнению с тем, как семпай меня лупил лет так четырнадцать назад.
- Кое-что я во время учебы вместе с вами, придурками, упустил, - не то чтобы Сид очень огорчался этому упущению. Или удивлялся тому, как драчуны вполне мирно переговариваются:
- Заметь, за дело лупил.
- У каждого из нас свое любимое школьное воспоминание.
- Ага.
- Как рука?
- Могу и левой, если чё.
- Не сомневаюсь.
И тут Штейн хмыкает, а Спирит смеется - впервые со времени его шумного, с криками и скандалами, развода смеется как-то очень искренне. Заразительно, что даже Сид, уж на что зомби, не выдерживает:
- Поженитесь уже, акробаты чертовы. Хотя бы портить казенное имущество на том прекратите. И нервы окружающим.
"Акробаты" мотают головами. Под их ботиками хрустит битое стекло.
- Я только что из брака. Так что пас.
- А мне какой резон? Кладбищенских цветочков на свадьбу принесешь, а, Сид?
Тьфу ты. Шуточки у Штейна и вправду - висельные. Настроение... не повышают, а вздергивают. Резко и высоко.
(о том, чем могла бы разрешиться вот эта ситуация: mangafox.me/manga/soul_eater/v02/c004/22.html, если бы было минут пять-семь лишних)
- Бросайте эти ваши глупости, - досадливо цыкает зубом Сид. - Вот я, даже когда был живым, такого себе не позволял.
Он, конечно, со всех сторон прав. Негоже двум преподавателям затевать междусобойчики в стенах Академии вообще и в меддиспансере в частности.
- Взрослые же уже мужики!
- Ага. Щаз только кое-кого придушу и сразу прекращу! - пыхтит Спирит. Душить дело нелегкое, он изрядно запыхался, но хватку не ослабляет.
- Да... нормально... все... - вяло даже не отбивается жертва удушения. - Все... под контролем.
- Может быть и под контролем. Но я вижу, что из тебя, Штейн, сейчас дух вышибут.
- Вышибу, вставлю и обратно вышибу! За такие шуточки повесить мало!
- Смертная казнь в нашем штате вообще-то запрещена...
- Молчать! Еще и делает вид, что не знал, что со мной случилось!
- О твоей семейной драме, семпай, в Городе Смерти только глухой не слышал...
Трещит воротник. Сид все еще торчит на входе, не решаясь разнять драчунов. Хотя то, что происходит, это даже не драка. Это спецпроцедура, и просто так прекратить ее не представляется возможным. Поэтому Сид с безопасного расстояния ограничивается подтверждением:
- Ну да, наш городок та еще деревня. Раз даже Штейн знает... Но я не сплетничал, нет, не такой я парень.
Бум. Хрясь. Минус десять одиннадцать мензурок на столе, плюс два синяка и один расшатанный зуб у Штейна. Спирит трясет запястьем - чуть было не вывернул и содрал костяшки притом. Нерасчетливо бьет, хоть и от широкой души. Почти не замечает сопротивления. То, что битым стеклом оцарапался - не замечает тоже.
- Что ты вообще, упырь, знаешь о семье? У самого нет и не было!
- Чего нет, того нет, - трясет головой Штейн. От болта на стене остались царапины, сам Штейн перемазан в штукатурке, утирает кровь из носа полуоторванным рукавом.
На этом драка гаснет так же внезапно, как и началась. Сид оглядывает поле битвы, и удивляется: ну немного посуды разбили, ну
чуть стену испортили, но в общем-то...
- Не стоит внимания, - Штейн вынимает из кармана очки - загодя их снял, что ли? Когда успел? - По сравнению с тем, как семпай меня лупил лет так четырнадцать назад.
- Кое-что я во время учебы вместе с вами, придурками, упустил, - не то чтобы Сид очень огорчался этому упущению. Или удивлялся тому, как драчуны вполне мирно переговариваются:
- Заметь, за дело лупил.
- У каждого из нас свое любимое школьное воспоминание.
- Ага.
- Как рука?
- Могу и левой, если чё.
- Не сомневаюсь.
И тут Штейн хмыкает, а Спирит смеется - впервые со времени его шумного, с криками и скандалами, развода смеется как-то очень искренне. Заразительно, что даже Сид, уж на что зомби, не выдерживает:
- Поженитесь уже, акробаты чертовы. Хотя бы портить казенное имущество на том прекратите. И нервы окружающим.
"Акробаты" мотают головами. Под их ботиками хрустит битое стекло.
- Я только что из брака. Так что пас.
- А мне какой резон? Кладбищенских цветочков на свадьбу принесешь, а, Сид?
Тьфу ты. Шуточки у Штейна и вправду - висельные. Настроение... не повышают, а вздергивают. Резко и высоко.
+++
Семнадцать (300 слов)
У новой медсестры Академии отличные рекомендации, строгие платья и индивидуальный подход к каждому из воспитанников. И есть еще в ней что-то такое...
Назовем это стиль.
Это восстанавливающая терапия при помощи трав, и способность побеседовать по душам, но стиль - это не только профессиональные умения. Это еще и две аккуратно сплетенные в косичку пряди волос, например. Косичку эту она иногда обвивает вокруг пальца. Непонятно, чего в этом жесте больше - задумчивости или тихого кокетства.
Двигается же она малость неуверенно, даже когда обувает рабочие плоские белые туфли без задников. Не говоря уж об обуви каблуках.
Собственно, последний факт и был самым первым, который Штейн узнал о медсестре Медузе, когда раскатывая по коридорам Академии верхом на стуле, чуть не сбил ее с ног. После этого знакомства у Медузы появилось еще больше объективных причин
держаться к стенам поближе, а Штейн...
Начал наблюдение за новым объектом.
Между ширмой и полом есть просвет, в котором видны ножки стола, колесики стула. Колесики чуть отъезжают, и к картине добавляются носки двух белых туфель без задников. Медсестра Медуза вернулась на пост и сейчас сидит за столом, силуэт ее
темнеет за ширмой прямо и спокойно.
Но вот ноги ее успокоиться не желают. Отстукивают каучуковой подошвой, перекрещиваются в лодыжках. Сплетаются, расплетаются, подтягиваются под стул, настороженно встают на носки. Затем, расслабившись, вытягиваются. Перекатываются
с пятки на носок и обратно.
Зрелище захватывает. Как высвобождается одна стопа, затем, покачавшись немного на кончике большого пальца, падает на пол колодка и со второй. Колодка или фиксирующая шина - так выглядит любая обувь, заключившая в себе эти подвижные стопы с сильной пяткой и неожиданно длинными, изящными пальчиками.
Черный лак педикюра. Видимо, часть стиля. Только вот неясно...
- Доктор Штейн, можете не стараться не скрипеть стулом. Запах вонючих сигарет выдает вас с головой.
...неясно, к чему бы у спокойной, уравновешенной, тихой и милой медсестры такие непоседливые нижние конечности?
Вот они. Конечности.
У новой медсестры Академии отличные рекомендации, строгие платья и индивидуальный подход к каждому из воспитанников. И есть еще в ней что-то такое...
Назовем это стиль.
Это восстанавливающая терапия при помощи трав, и способность побеседовать по душам, но стиль - это не только профессиональные умения. Это еще и две аккуратно сплетенные в косичку пряди волос, например. Косичку эту она иногда обвивает вокруг пальца. Непонятно, чего в этом жесте больше - задумчивости или тихого кокетства.
Двигается же она малость неуверенно, даже когда обувает рабочие плоские белые туфли без задников. Не говоря уж об обуви каблуках.
Собственно, последний факт и был самым первым, который Штейн узнал о медсестре Медузе, когда раскатывая по коридорам Академии верхом на стуле, чуть не сбил ее с ног. После этого знакомства у Медузы появилось еще больше объективных причин
держаться к стенам поближе, а Штейн...
Начал наблюдение за новым объектом.
Между ширмой и полом есть просвет, в котором видны ножки стола, колесики стула. Колесики чуть отъезжают, и к картине добавляются носки двух белых туфель без задников. Медсестра Медуза вернулась на пост и сейчас сидит за столом, силуэт ее
темнеет за ширмой прямо и спокойно.
Но вот ноги ее успокоиться не желают. Отстукивают каучуковой подошвой, перекрещиваются в лодыжках. Сплетаются, расплетаются, подтягиваются под стул, настороженно встают на носки. Затем, расслабившись, вытягиваются. Перекатываются
с пятки на носок и обратно.
Зрелище захватывает. Как высвобождается одна стопа, затем, покачавшись немного на кончике большого пальца, падает на пол колодка и со второй. Колодка или фиксирующая шина - так выглядит любая обувь, заключившая в себе эти подвижные стопы с сильной пяткой и неожиданно длинными, изящными пальчиками.
Черный лак педикюра. Видимо, часть стиля. Только вот неясно...
- Доктор Штейн, можете не стараться не скрипеть стулом. Запах вонючих сигарет выдает вас с головой.
...неясно, к чему бы у спокойной, уравновешенной, тихой и милой медсестры такие непоседливые нижние конечности?
Вот они. Конечности.
+++
Восемнадцать. Слишком простые задачи (555 слов)
Тихая ночь, спокойная ночь. В Лоскутной лаборатории, странном здании, где нет ни одного одинакового окна, и ни на одном из окон нет штор, потому как заглядывать в окна особенно некому - в лаборатории горит свет, табачный дым вьется пластами и закипает на спиртовке чайник. Время с одиннадцати до двух часов ночи - самое блаженнейшее и тихое, самое удобное для проверки результатов тестирования всего потока. Проверять Штейн вызвался сам, чем закрепил свою славу внезапного и ужасного среди учеников, и полного лунатика - среди преподавателей.
Бумага, бумага, бумага. Обведенные кружками варианты выбора из четырех ответов - на них Штейн смотрит, презрительно попыхивая сигаретой. Слишком уж раздражающе-однозначно решение. "Да-нетки", написанные с подвохом и без. Слишком уж легко угадать наудачу. Заполненные разнообразными почерками графы развернутых ответов - вот это бывает интересно. Изредка хотя бы.
Штейн устало потягивается, откладывает очередной лист, заполненный осторожничающим - всегда пишет ответы сначала карандашом, а только затем наводит ручкой - Оксом Фордом. Почти отличник в теории, твердый хорошист в практике... скучновато, но что-то из него точно будет...
А сейчас будет чай. Сам чай староват, заварка отдает веником, но сгодится. На эту ночь хватит и чаю, и сигарет, и работы допроверять, в ведомость баллы проставить, да и спать ложиться, завтра рано вставать. Нормальный рабочий ритм, без сюрпризов, как не может быть нового, неожиданного ответа среди всех этих "заполните пропущенные слова".
Держа мензурку с чаем тремя пальцами за края, затягиваясь сигаретой до фильтра, на ходу затыкая красную ручку за ухо, Штейн приоткрывает наружную дверь. Двор темен, месяц уже почти зашел, сверху подмигивают только разноцветные звезды среди быстро
пробегающих облаков. Штейн присаживается на пороге, устраивает рядом мензурку - пускай стынет чай. Наощупь подтягивает поближе жестянку из-под кофе, что всегда на пороге в качестве пепельницы. В сумраке со света сначала не видно ничего, только окурками разит. Затем проявляется белое пятно его собственного халата, когда прикуривает - видит свои руки, и на пальцах темные липковатые пятна.
Остро пахнет чернилами. Ручка потекла. На воротник попало. Досадно. Придется кусок халата отрезать и новый вшить - проще, чем пытаться свести.
Простое решение. Как и варианты ответов там, на столе. Однозначное и не вызывающее сомнений в правильности. Хотя это от количества и происхождения пятен зависит. В прошлый раз халат пережил большее: не просто там брызги, и не пятна, а целый кровавый дождь. Лился и лился, щекотал лицо, даже за шиворот затекло. Теплое, хорошее такое ощущение, очень хороший удар. Не просто хороший, а идеальный, безо всякого хвастовства, просто как факт - ведь окажись удар чуть менее идеальным, то это его, Штейна, голова покатилась бы с плеч. Но в тот раз он успел первым, и кровь была не его. В основном.
После прополаскивания в холодной воде, а затем вываривания с отбеливателем и залатывания прорех - на халате никаких следов. На самом Штейне тоже уже почти никаких следов, так, один дополнительный шрам, несколько разнообразных, неопасных порезов и
еще укус у основания шеи. Никак не заживает - кровит, опухает и зудит.
Следы идут двумя ровными полукружьями, но отверстия треугольные, глубокие.Кусал человек с комплектом зубов питона или анаконды. Неядовитых, иначе это экспертное заключение задокументировал бы не сам Штейн, а кто-нибудь еще.
Кто?
Брадобрей в Городе Смерти бреет всех, кто не бреется сам. Вопрос: кто бреет брадобрея?
Патологоанатом в Городе Смерти вскрывает всех, за исключением зомби, вскрывать которых по второму разу ему просто неинтересно. Вопрос: кто же проведет аутопсию самому прозектору?
Впишите верный ответ, учитель, и сможете спать спокойно.
Тихая ночь, спокойная ночь. В Лоскутной лаборатории, странном здании, где нет ни одного одинакового окна, и ни на одном из окон нет штор, потому как заглядывать в окна особенно некому - в лаборатории горит свет, табачный дым вьется пластами и закипает на спиртовке чайник. Время с одиннадцати до двух часов ночи - самое блаженнейшее и тихое, самое удобное для проверки результатов тестирования всего потока. Проверять Штейн вызвался сам, чем закрепил свою славу внезапного и ужасного среди учеников, и полного лунатика - среди преподавателей.
Бумага, бумага, бумага. Обведенные кружками варианты выбора из четырех ответов - на них Штейн смотрит, презрительно попыхивая сигаретой. Слишком уж раздражающе-однозначно решение. "Да-нетки", написанные с подвохом и без. Слишком уж легко угадать наудачу. Заполненные разнообразными почерками графы развернутых ответов - вот это бывает интересно. Изредка хотя бы.
Штейн устало потягивается, откладывает очередной лист, заполненный осторожничающим - всегда пишет ответы сначала карандашом, а только затем наводит ручкой - Оксом Фордом. Почти отличник в теории, твердый хорошист в практике... скучновато, но что-то из него точно будет...
А сейчас будет чай. Сам чай староват, заварка отдает веником, но сгодится. На эту ночь хватит и чаю, и сигарет, и работы допроверять, в ведомость баллы проставить, да и спать ложиться, завтра рано вставать. Нормальный рабочий ритм, без сюрпризов, как не может быть нового, неожиданного ответа среди всех этих "заполните пропущенные слова".
Держа мензурку с чаем тремя пальцами за края, затягиваясь сигаретой до фильтра, на ходу затыкая красную ручку за ухо, Штейн приоткрывает наружную дверь. Двор темен, месяц уже почти зашел, сверху подмигивают только разноцветные звезды среди быстро
пробегающих облаков. Штейн присаживается на пороге, устраивает рядом мензурку - пускай стынет чай. Наощупь подтягивает поближе жестянку из-под кофе, что всегда на пороге в качестве пепельницы. В сумраке со света сначала не видно ничего, только окурками разит. Затем проявляется белое пятно его собственного халата, когда прикуривает - видит свои руки, и на пальцах темные липковатые пятна.
Остро пахнет чернилами. Ручка потекла. На воротник попало. Досадно. Придется кусок халата отрезать и новый вшить - проще, чем пытаться свести.
Простое решение. Как и варианты ответов там, на столе. Однозначное и не вызывающее сомнений в правильности. Хотя это от количества и происхождения пятен зависит. В прошлый раз халат пережил большее: не просто там брызги, и не пятна, а целый кровавый дождь. Лился и лился, щекотал лицо, даже за шиворот затекло. Теплое, хорошее такое ощущение, очень хороший удар. Не просто хороший, а идеальный, безо всякого хвастовства, просто как факт - ведь окажись удар чуть менее идеальным, то это его, Штейна, голова покатилась бы с плеч. Но в тот раз он успел первым, и кровь была не его. В основном.
После прополаскивания в холодной воде, а затем вываривания с отбеливателем и залатывания прорех - на халате никаких следов. На самом Штейне тоже уже почти никаких следов, так, один дополнительный шрам, несколько разнообразных, неопасных порезов и
еще укус у основания шеи. Никак не заживает - кровит, опухает и зудит.
Следы идут двумя ровными полукружьями, но отверстия треугольные, глубокие.Кусал человек с комплектом зубов питона или анаконды. Неядовитых, иначе это экспертное заключение задокументировал бы не сам Штейн, а кто-нибудь еще.
Кто?
Брадобрей в Городе Смерти бреет всех, кто не бреется сам. Вопрос: кто бреет брадобрея?
Патологоанатом в Городе Смерти вскрывает всех, за исключением зомби, вскрывать которых по второму разу ему просто неинтересно. Вопрос: кто же проведет аутопсию самому прозектору?
Впишите верный ответ, учитель, и сможете спать спокойно.
+++
Девятнадцать (600 слов)
- Вот такая байда выходит, ребятки, - подытоживает Смерть. - Так что ноги в руки и проясните мне эту ситуевину с Демоническим Мечом.
"Ребятки" переглядываются. Спирит, мотнув головой, но так и не вынув рук из карманов, обозначает небрежный кивок. Штейн затягивается сигаретой. Приказ есть приказ.
Хотя с тех пор, когда они оба еще студентами получали свое последнее совместное задание - с тех пор прошло больше десяти лет. Но как будто ничего не изменилось.
Хотя... в том, как недобро щурится Спирит, есть предвестник небольшого скандала. Не исключено, что Оружие придется уговаривать. Ну, хотя бы славноивестным Ударом Смерти.
Штейн смотрит на часы. Времени скандала хватит еще минимум на одну сигарету, а то и на три. Да еще ловить Спирита в коридоре, да еще идти выписывать командировку...
- Кстати, куда именно нам следует отправляться? - Штейн как был занудой, так и остался. Спирит морщится, но замирает, услышав ответ:
- А? Разве я вам не сказал? В Риме, в Риме он, не было, не было, а вот нарисовался.
На Спирита в этот момент интересно смотреть. По его лицу отчетливо вырисовывается ход размышлений. Рим. Что такое Демоническое Оружие, и что оно может сделать. Рим. Город, куда на прошлой неделе отправилась Мака. Мака, девочка...
Дочка.
И больше по лицу Спирита ничего не видно, потому как лица уже нет. Штейн, хоть и смотрел внимательно, проморгал момент, когда его схватило за локоть, протащило, развернуло, мелькнуло острым краем у самого уха и легло в руку древком. Спирит перекинулся в Оружие, но это еще не конец.
Для преобразований формы более высокого уровня обычно нужен тесный контакт с Мастером, но все, что остается Штейну - это просто мягко вести, удерживать и не мешать.
Это как мягко вести спиннинг с двухсоткилограммовым марлином на крючке. Как удерживать бьющую из пробоины на дне воду. Как не мешать волне, которая накрывает с головой.
Плавать Штейн не умеет. В Лоскутной Лаборатории его вполне устраивает вяловатый напор из крана и бульканье стерилизатора. Но держать-то надо. Хотя то, что разворачивается у него в руках назвать косой уже сложно.
Оно, вильнув клинком, придает ему форму фюзеляжа. Разворачивает веер лезвий, встряхивает ими, как морская птица. Перышко к перышку образуются две гладкие поверхности. Черные крылья, на каждой плоскости - по белому кресту. Древко есть, и оно подрагивает у Мастера в руках.
Смерть не стоит между летающим... чем-то и большим, в полный рост, зеркалом. А затем воздух взвизгивает, и Штейну чуть не выворачивает руку из плеча. Он еле успевает ухватиться покрепче за Оружие, которое, сузив крылья острыми треугольниками, ныряет в черное стекло.
Это рискованный трюк. Он похож на глубоководное погружение в затопленный лабиринт. В зазеркалье - только тьма, и течение, и скорость потоков. Выныриваешь в свет другого зеркала, ищешь следующее, вход, видя краем глаза мелькание. Чья-то комната, какой-то зал, витрина большого города, замершая гладь заболоченного озерца. Но скорость терять нельзя, и снова нырок.
Выныривать слишком часто означает сбиться с пути и опоздать. А слишком долгое погружение - и твоя душа потеряется в зазеркальной темноте. Вот почему завешивают крепом зеркала, но знать – «почему», и видеть – «как», это же совершенно разное.
Раньше Штейн знал об Оружии своем все.
Погасшую сигарету он роняет уже где-то на Восточном побережье, затем еще один нырок, самый долгий, длиной в целый океан. А если выпустишь из рук, сорвешься, то будешь падать все глубже и глубже, захлебнешься.
Разве только эта странная тварь, в которую превратилась Коса, не вильнет по-акульи хвостом, уходя на глубину следом за тобой, не ухватит за ворот халата пастью с треугольными зубами.
Может быть. Если захочет. Если ему нужно. А ему - нужно, потому что без тебя этот чертов Демонический Меч в Риме не разыскать. Что такого Мастера, как ты, ему тоже не разыскать.
Так что сможет.
- Вот такая байда выходит, ребятки, - подытоживает Смерть. - Так что ноги в руки и проясните мне эту ситуевину с Демоническим Мечом.
"Ребятки" переглядываются. Спирит, мотнув головой, но так и не вынув рук из карманов, обозначает небрежный кивок. Штейн затягивается сигаретой. Приказ есть приказ.
Хотя с тех пор, когда они оба еще студентами получали свое последнее совместное задание - с тех пор прошло больше десяти лет. Но как будто ничего не изменилось.
Хотя... в том, как недобро щурится Спирит, есть предвестник небольшого скандала. Не исключено, что Оружие придется уговаривать. Ну, хотя бы славноивестным Ударом Смерти.
Штейн смотрит на часы. Времени скандала хватит еще минимум на одну сигарету, а то и на три. Да еще ловить Спирита в коридоре, да еще идти выписывать командировку...
- Кстати, куда именно нам следует отправляться? - Штейн как был занудой, так и остался. Спирит морщится, но замирает, услышав ответ:
- А? Разве я вам не сказал? В Риме, в Риме он, не было, не было, а вот нарисовался.
На Спирита в этот момент интересно смотреть. По его лицу отчетливо вырисовывается ход размышлений. Рим. Что такое Демоническое Оружие, и что оно может сделать. Рим. Город, куда на прошлой неделе отправилась Мака. Мака, девочка...
Дочка.
И больше по лицу Спирита ничего не видно, потому как лица уже нет. Штейн, хоть и смотрел внимательно, проморгал момент, когда его схватило за локоть, протащило, развернуло, мелькнуло острым краем у самого уха и легло в руку древком. Спирит перекинулся в Оружие, но это еще не конец.
Для преобразований формы более высокого уровня обычно нужен тесный контакт с Мастером, но все, что остается Штейну - это просто мягко вести, удерживать и не мешать.
Это как мягко вести спиннинг с двухсоткилограммовым марлином на крючке. Как удерживать бьющую из пробоины на дне воду. Как не мешать волне, которая накрывает с головой.
Плавать Штейн не умеет. В Лоскутной Лаборатории его вполне устраивает вяловатый напор из крана и бульканье стерилизатора. Но держать-то надо. Хотя то, что разворачивается у него в руках назвать косой уже сложно.
Оно, вильнув клинком, придает ему форму фюзеляжа. Разворачивает веер лезвий, встряхивает ими, как морская птица. Перышко к перышку образуются две гладкие поверхности. Черные крылья, на каждой плоскости - по белому кресту. Древко есть, и оно подрагивает у Мастера в руках.
Смерть не стоит между летающим... чем-то и большим, в полный рост, зеркалом. А затем воздух взвизгивает, и Штейну чуть не выворачивает руку из плеча. Он еле успевает ухватиться покрепче за Оружие, которое, сузив крылья острыми треугольниками, ныряет в черное стекло.
Это рискованный трюк. Он похож на глубоководное погружение в затопленный лабиринт. В зазеркалье - только тьма, и течение, и скорость потоков. Выныриваешь в свет другого зеркала, ищешь следующее, вход, видя краем глаза мелькание. Чья-то комната, какой-то зал, витрина большого города, замершая гладь заболоченного озерца. Но скорость терять нельзя, и снова нырок.
Выныривать слишком часто означает сбиться с пути и опоздать. А слишком долгое погружение - и твоя душа потеряется в зазеркальной темноте. Вот почему завешивают крепом зеркала, но знать – «почему», и видеть – «как», это же совершенно разное.
Раньше Штейн знал об Оружии своем все.
Погасшую сигарету он роняет уже где-то на Восточном побережье, затем еще один нырок, самый долгий, длиной в целый океан. А если выпустишь из рук, сорвешься, то будешь падать все глубже и глубже, захлебнешься.
Разве только эта странная тварь, в которую превратилась Коса, не вильнет по-акульи хвостом, уходя на глубину следом за тобой, не ухватит за ворот халата пастью с треугольными зубами.
Может быть. Если захочет. Если ему нужно. А ему - нужно, потому что без тебя этот чертов Демонический Меч в Риме не разыскать. Что такого Мастера, как ты, ему тоже не разыскать.
Так что сможет.
+++
Двадцать (460 слов)
Экспедиция по охоте на Кишина почти собрана. Собственно, каждый знает, что ему делать и как.При таком раскладе командиру остается только сидеть, курить и считать сидящих на потолке и по стенам радужных трехглазых паучков, которые вовсе даже не паучки, и вовсе даже не существуют.
Но вот только попробуй им это объясни, когда они лезут и лезут. Заползают в рукав халата, щекочут лапками. Хлопнешь одного такого, кажется, до хруста даже - но под ладонью только чистый лист бумаги.
Чистый лист? А. Да. Это, пожалуй, одно из наиболее разумных в сложившейся обстановке решений командующего. Каждый из участников охоты должен написать и должным образом оформить завещание.
Вот откуда бумага. А чистый лист потому, что вот Лаборатория Лоскутная, муниципальная собственность. Так. Инструмент свой, но преемнику может пригодится. Конспекты, зарисовки, лабораторные журналы. Тоже. Еще мал-мало мебели... ерунда.
Никого из своих родственников Штейн не припоминает, а если такие и есть, то чтобы претендовать на эту рухлядь, нужно быть ну совсем... двинутым.
Нет, это не пауки щекочут, просто Штейн еще достаточно в порядке, чтобы считать последнюю мысль достаточно смешной. Проворачивается на стуле, и натыкается коленом на маленький столик. Круглый. Он такого не ставил.
А. Это Мария поставила. И диван, и буфет, и еще уйму разной мелкой и не очень мебели. Она говорила... говорила... что покупает на...
- Смотри, что я купила на распродаже! - дверные створки распахиваются, и появляется сначала коробка, а затем уж Мария Мьельнир. Вид у нее цветущий, не вянет даже в прокуренно-проформалиненной лаборатории.
- Не понимаю, зачем... - не понимает Штейн пять минут спустя.
- Все просто! Время до завтра еще есть...
- Да, операцию я назначил на завтра именно затем, чтобы...
- И можно сделать уборку. Вернемся, голодные, уставшие, а тут все чисто. Будет хорошо!
Дальнейшие объяснения, как же все будет хорошо, не слышны за гудением ярко-оранжевого, ухватистого, маленького пылесоса. С минуту Штейн смотрит, затем разворачивается и идет за ведром и шваброй. Ими он по-старинке привык поддерживать порядок, но вот от пылесоса кишиновы пауки почему-то разбегались куда пободрее, чем от мокрой тряпки.
Да и все лучше, чем ползать по полу и вылавливать собственные глюки голыми руками поштучно. Автоматизация процесса.
- В рассрочку на полгода, совсем немного получается, мне еще хватит... - слышно за гудением.
Штейну хочется выдернуть шнур из розетки, но он елико возможно спокойно выкручивает тряпку досуха, опускает в ведро с водой и уж затем спрашивает:
- Я правильно понял: ты купила в рассрочку пылесос?
- Да, я хотела еще чайник, но вот на чайник уже не хватило.
- И ты помнишь, куда и зачем мы все отправляемся завтра?
- Сбор в шесть утра, да, ты бы время совсем на ночь назначил... Хотя, если Кишин будет спать, буду только рада.
- В рассрочку, - повторяет Штейн, и больше ничего не говорит. Насчет завещания особенно. Остаток вечера его трясущиеся руки заняты уборкой, а голова, хоть и полна тумана, полнится раздумиями.
Например, следует ли считать некоторые проявления оптимизма признаками патологии.
Примечание: картинка для вдохновления - вот она
Экспедиция по охоте на Кишина почти собрана. Собственно, каждый знает, что ему делать и как.При таком раскладе командиру остается только сидеть, курить и считать сидящих на потолке и по стенам радужных трехглазых паучков, которые вовсе даже не паучки, и вовсе даже не существуют.
Но вот только попробуй им это объясни, когда они лезут и лезут. Заползают в рукав халата, щекочут лапками. Хлопнешь одного такого, кажется, до хруста даже - но под ладонью только чистый лист бумаги.
Чистый лист? А. Да. Это, пожалуй, одно из наиболее разумных в сложившейся обстановке решений командующего. Каждый из участников охоты должен написать и должным образом оформить завещание.
Вот откуда бумага. А чистый лист потому, что вот Лаборатория Лоскутная, муниципальная собственность. Так. Инструмент свой, но преемнику может пригодится. Конспекты, зарисовки, лабораторные журналы. Тоже. Еще мал-мало мебели... ерунда.
Никого из своих родственников Штейн не припоминает, а если такие и есть, то чтобы претендовать на эту рухлядь, нужно быть ну совсем... двинутым.
Нет, это не пауки щекочут, просто Штейн еще достаточно в порядке, чтобы считать последнюю мысль достаточно смешной. Проворачивается на стуле, и натыкается коленом на маленький столик. Круглый. Он такого не ставил.
А. Это Мария поставила. И диван, и буфет, и еще уйму разной мелкой и не очень мебели. Она говорила... говорила... что покупает на...
- Смотри, что я купила на распродаже! - дверные створки распахиваются, и появляется сначала коробка, а затем уж Мария Мьельнир. Вид у нее цветущий, не вянет даже в прокуренно-проформалиненной лаборатории.
- Не понимаю, зачем... - не понимает Штейн пять минут спустя.
- Все просто! Время до завтра еще есть...
- Да, операцию я назначил на завтра именно затем, чтобы...
- И можно сделать уборку. Вернемся, голодные, уставшие, а тут все чисто. Будет хорошо!
Дальнейшие объяснения, как же все будет хорошо, не слышны за гудением ярко-оранжевого, ухватистого, маленького пылесоса. С минуту Штейн смотрит, затем разворачивается и идет за ведром и шваброй. Ими он по-старинке привык поддерживать порядок, но вот от пылесоса кишиновы пауки почему-то разбегались куда пободрее, чем от мокрой тряпки.
Да и все лучше, чем ползать по полу и вылавливать собственные глюки голыми руками поштучно. Автоматизация процесса.
- В рассрочку на полгода, совсем немного получается, мне еще хватит... - слышно за гудением.
Штейну хочется выдернуть шнур из розетки, но он елико возможно спокойно выкручивает тряпку досуха, опускает в ведро с водой и уж затем спрашивает:
- Я правильно понял: ты купила в рассрочку пылесос?
- Да, я хотела еще чайник, но вот на чайник уже не хватило.
- И ты помнишь, куда и зачем мы все отправляемся завтра?
- Сбор в шесть утра, да, ты бы время совсем на ночь назначил... Хотя, если Кишин будет спать, буду только рада.
- В рассрочку, - повторяет Штейн, и больше ничего не говорит. Насчет завещания особенно. Остаток вечера его трясущиеся руки заняты уборкой, а голова, хоть и полна тумана, полнится раздумиями.
Например, следует ли считать некоторые проявления оптимизма признаками патологии.
Примечание: картинка для вдохновления - вот она
+++
Двадцать один (390 слов)
Это нормально. Наверное. Штейн не очень уверен, а потому старается воздерживаться от оценок. Он навещает этот дом не меньше трех раз в неделю - зданьице, на первом этаже которого большая, современного вида аптека, а на второй ведет кривая лесенка на полтора десятка скрипучих ступенек.
Вывеска пристроилась над дверью, как кот на форточке.
В духе тех восточных магазинчиков, где, помимо заявленного товара, продается еще уйма мелочей, сопутствующих и не очень.
К примеру, фейерверки.
И это в табачной-то лавке.
Штейн не считает это странным, или подозрительным, или небезопасным. Штейн привык.
А еще он знает, что сказал бы ему на это хозяин магазинчика:
- Не нравится? Ладно-ладно. А вам, доктор, не говорили, что вы много курите?
Интересный субъект этот торговец в полосатой панамке. Мастер Оружия, таких в Городе Смерти немало оседает.
И Оружие у него интересное, только уж больно скромное. Даже клинка не показывает - постоянно в виде трости эта дамочка. Видимо, тоже не любит лишних разговоров.
Если поговорить - это через улицу. Вот там хозяин любитель языком почесать, опять же, случаи из практики рассказывает такие... забавные. Работу свою он любит, и подходит к ней творчески. И место для конторы выбрал удачное:
- Конечно, кое-кто будет утверждать, что я рассчитываю переманить клиентов почтенного Урахары, и что я срываю ему продажи, но... Огоньку, доктор? Но разве мою деловую хватку сравнить со способностями хотя бы почтенного Аптекаря? Вот уж от кого я регулярно терплю убытки!
И Гробовщик насмешливо-скорбно заламывает руки. Штейн слушает, курит, посматривает в окно. Смеркается, и знак аптеки напротив - змея, внимательно заглядывающая в чашу - посверкивает попеременно ядовито-розовым и изумрудно-зеленым.
Чаша, широкая и неглубокая, похожа на креманку.
Какой же хороший вечер, думает Штейн, а еще думает о том, что наверное, неплохо бы пригласить медсестру Медузу куда-нибудь. Мороженого поесть, например. Это нормально?
Но с Гробовщиком Штейн привык обсуждать только профессиональные темы, да еще профессиональные же сплетни:
- А еще слышали, доктор, тут недавно зоомагазинчик открыли. Китаец и кто-то из местных владеют, на паях. Товар у них нежный, разнообразный. Кажется, будет скоро оказия заняться таксидермией!
- Хм... надо будет зайти, изучить. Может, в виварий что-то подойдет... Что-нибудь хладнокровное. Рептилию, что ли... - размышления Штейна идут на другой виток, и о мороженом он забывает накрепко.
Примечание: источники кроссовераИсточники кроссовера:Блич, Темный Дворецкий, Мононоке, Зоомагазинчик ужасов.
Это нормально. Наверное. Штейн не очень уверен, а потому старается воздерживаться от оценок. Он навещает этот дом не меньше трех раз в неделю - зданьице, на первом этаже которого большая, современного вида аптека, а на второй ведет кривая лесенка на полтора десятка скрипучих ступенек.
Вывеска пристроилась над дверью, как кот на форточке.
В духе тех восточных магазинчиков, где, помимо заявленного товара, продается еще уйма мелочей, сопутствующих и не очень.
К примеру, фейерверки.
И это в табачной-то лавке.
Штейн не считает это странным, или подозрительным, или небезопасным. Штейн привык.
А еще он знает, что сказал бы ему на это хозяин магазинчика:
- Не нравится? Ладно-ладно. А вам, доктор, не говорили, что вы много курите?
Интересный субъект этот торговец в полосатой панамке. Мастер Оружия, таких в Городе Смерти немало оседает.
И Оружие у него интересное, только уж больно скромное. Даже клинка не показывает - постоянно в виде трости эта дамочка. Видимо, тоже не любит лишних разговоров.
Если поговорить - это через улицу. Вот там хозяин любитель языком почесать, опять же, случаи из практики рассказывает такие... забавные. Работу свою он любит, и подходит к ней творчески. И место для конторы выбрал удачное:
- Конечно, кое-кто будет утверждать, что я рассчитываю переманить клиентов почтенного Урахары, и что я срываю ему продажи, но... Огоньку, доктор? Но разве мою деловую хватку сравнить со способностями хотя бы почтенного Аптекаря? Вот уж от кого я регулярно терплю убытки!
И Гробовщик насмешливо-скорбно заламывает руки. Штейн слушает, курит, посматривает в окно. Смеркается, и знак аптеки напротив - змея, внимательно заглядывающая в чашу - посверкивает попеременно ядовито-розовым и изумрудно-зеленым.
Чаша, широкая и неглубокая, похожа на креманку.
Какой же хороший вечер, думает Штейн, а еще думает о том, что наверное, неплохо бы пригласить медсестру Медузу куда-нибудь. Мороженого поесть, например. Это нормально?
Но с Гробовщиком Штейн привык обсуждать только профессиональные темы, да еще профессиональные же сплетни:
- А еще слышали, доктор, тут недавно зоомагазинчик открыли. Китаец и кто-то из местных владеют, на паях. Товар у них нежный, разнообразный. Кажется, будет скоро оказия заняться таксидермией!
- Хм... надо будет зайти, изучить. Может, в виварий что-то подойдет... Что-нибудь хладнокровное. Рептилию, что ли... - размышления Штейна идут на другой виток, и о мороженом он забывает накрепко.
Примечание: источники кроссовераИсточники кроссовера:Блич, Темный Дворецкий, Мононоке, Зоомагазинчик ужасов.
+++
Двадцать два ("Живите долго" - 666 слов)
Однажды все заканчивается. Ну, не так как вроде бы должно было закончиться по логике. А как в сказке. То есть, конечно, Академию никто распускать не собирается, не настолько сказочно, но уж это-то выпуск точно больше не будет сражаться, а несколько следующих будут заниматься исключительно мелкими тварюшками, и то в чисто учебных целях.
Горизонт чист, Луна не фонтанирует безумием, можно жить спокойно, растить детей и все такое прочее.
Самое невероятное во всей этой благости то, что Штейн Франкен жив. Жив настолько, чтобы сейчас сдавать дела в Академии преемнику - экстремальные методы преподавания по-прежнему в чести, но уже не настолько актуальны.
Его провожают, хотя он этого и не ожидал.
- Смотрите, не навернитесь, профессор! - заботливо кричит кто-то из младшеклассников с балкона.
Но Штейн падает только на ровном месте. А вот спуститься верхом на любимом офисном кресле всю тысячу с чем-то ступеней, что соединяют Академию и город - это у него получается легко. И скрыться в клубах пыли под общее напутственное:
- Хорошо ва-ам докатиться-яа!
И все и впрямь получается очень хорошо, но примерно за треть пути до дома Штейн кресло тормозит. Торопиться некуда - Мария Мьельнир, у нее тоже все хорошо, она возвращается к обязанностям смотрителя Океании, уже упаковала вещи, уже попрощалась с преподавателями и учениками. Даже если и не уехала пока, то лучше возвратиться в лабораторию попозже. Долгие проводы - штука бессмысленная и тягостная.
Потому дальше Штейн идет медленно, волоча кресло за спинку. Лабораторный халат не развевается, очки не блестят как флуоресцентные, да и вообще - если бы не винт в голове, то и не скажешь, что тот-самый. Мальчик, который дотянул до своего тридцатилетия, и, как это ни странно, выжил.
Колесики грохочут, за ними, зацепившись, тянется по брусчатке тень. Вид у нее помятый и бледный. Даже кратковременное окунание в темноту тоннеля не помогло.
Обычный железнодорожный тоннель по пути в лабораторию. Немного влаги на стенах, немного темноты. Такое место, где, кажется, вот-вот что-то должно случиться, но все равно не случается.
Конечно же, ведь все хорошо - выходит Штейн на свет и, запрокинув голову, смотрит на наглую рожу послеобеденного Солнца. Так и было задумано, операция удалась. Осталось только вымыть руки и простерилизовать инструменты. Только неясно, почему...
- Выглядишь так плохо, доктор.
Голос из-за спины, из темноты, незнакомый и в то же время с узнаваемой интонацией. Возможно, даже почти наверняка это галлюцинация. Странно. Штейн считал, что с этими разговорами с невидимыми врагами покончено. Он думал...
- Что покончено со мной? И что ты уже вполне в себе? И дважды ошибся, доктор.
- Ошибся?
Штейну бы обернуться, но он уже наоборачивался. Если все по правде, то ему, скорее всего, сейчас попытаются что-нибудь отрезать. Голову, например. А галлюцинации в этом отношении безопасны.
- Догадываюсь, о чем ты думаешь. А пока я тебе так безопасно кажусь - что делаешь ты? Сидишь где-нибудь в подворотне с собственным же скальпелем у горла? Как тебе такой вариант?
- Что ж, тоже вариант. - Штейн хотя и зарекался разговаривать с несуществующими собеседниками, но беседа принимает интересный оборот. - В таком случае, мне кто-нибудь непременно помешает. Всегда так бывает.
- Ага. Только вот тебе еще один вариант. Ты же знаешь, как умрешь.
- Конечно, знаю. Так же, как и ты - один.
Ничего сложного. Можно хоть в азбуке записать: небо синее, трава зеленая, а неспособные на любовь уроды помирают в одиночестве. Это естественный порядок вещей.
- И снова ошибка.
Штейну бы провести рукой по горлу - там порез тоненький и длинный, как от соскользнувшего скальпеля. Или от вектора. Неопасно, совсем не больно, только на пальцах кровь останется.
Но вместо этого он проводит рукой по лицу, там опять эта чужая улыбка, широкая, оскаленная. Радостная. Ну конечно же.
- Я буду с тобой. Ты без моего разрешения никуда не уйдешь, понял? - почти обиженно шепчут ему на ухо.
Конечно. Все так просто. Либо это галлюцинация, которая не прочь довести своего страдальца до самоубийства, либо это вполне реальная ведьма, которая в итоге всегда избавляется от ненужных ей вещей и людей. Так или иначе - что-то есть.
- А пока хоть один из нас жив...
- Да, ни черта не заканчивается.
Однажды все заканчивается. Ну, не так как вроде бы должно было закончиться по логике. А как в сказке. То есть, конечно, Академию никто распускать не собирается, не настолько сказочно, но уж это-то выпуск точно больше не будет сражаться, а несколько следующих будут заниматься исключительно мелкими тварюшками, и то в чисто учебных целях.
Горизонт чист, Луна не фонтанирует безумием, можно жить спокойно, растить детей и все такое прочее.
Самое невероятное во всей этой благости то, что Штейн Франкен жив. Жив настолько, чтобы сейчас сдавать дела в Академии преемнику - экстремальные методы преподавания по-прежнему в чести, но уже не настолько актуальны.
Его провожают, хотя он этого и не ожидал.
- Смотрите, не навернитесь, профессор! - заботливо кричит кто-то из младшеклассников с балкона.
Но Штейн падает только на ровном месте. А вот спуститься верхом на любимом офисном кресле всю тысячу с чем-то ступеней, что соединяют Академию и город - это у него получается легко. И скрыться в клубах пыли под общее напутственное:
- Хорошо ва-ам докатиться-яа!
И все и впрямь получается очень хорошо, но примерно за треть пути до дома Штейн кресло тормозит. Торопиться некуда - Мария Мьельнир, у нее тоже все хорошо, она возвращается к обязанностям смотрителя Океании, уже упаковала вещи, уже попрощалась с преподавателями и учениками. Даже если и не уехала пока, то лучше возвратиться в лабораторию попозже. Долгие проводы - штука бессмысленная и тягостная.
Потому дальше Штейн идет медленно, волоча кресло за спинку. Лабораторный халат не развевается, очки не блестят как флуоресцентные, да и вообще - если бы не винт в голове, то и не скажешь, что тот-самый. Мальчик, который дотянул до своего тридцатилетия, и, как это ни странно, выжил.
Колесики грохочут, за ними, зацепившись, тянется по брусчатке тень. Вид у нее помятый и бледный. Даже кратковременное окунание в темноту тоннеля не помогло.
Обычный железнодорожный тоннель по пути в лабораторию. Немного влаги на стенах, немного темноты. Такое место, где, кажется, вот-вот что-то должно случиться, но все равно не случается.
Конечно же, ведь все хорошо - выходит Штейн на свет и, запрокинув голову, смотрит на наглую рожу послеобеденного Солнца. Так и было задумано, операция удалась. Осталось только вымыть руки и простерилизовать инструменты. Только неясно, почему...
- Выглядишь так плохо, доктор.
Голос из-за спины, из темноты, незнакомый и в то же время с узнаваемой интонацией. Возможно, даже почти наверняка это галлюцинация. Странно. Штейн считал, что с этими разговорами с невидимыми врагами покончено. Он думал...
- Что покончено со мной? И что ты уже вполне в себе? И дважды ошибся, доктор.
- Ошибся?
Штейну бы обернуться, но он уже наоборачивался. Если все по правде, то ему, скорее всего, сейчас попытаются что-нибудь отрезать. Голову, например. А галлюцинации в этом отношении безопасны.
- Догадываюсь, о чем ты думаешь. А пока я тебе так безопасно кажусь - что делаешь ты? Сидишь где-нибудь в подворотне с собственным же скальпелем у горла? Как тебе такой вариант?
- Что ж, тоже вариант. - Штейн хотя и зарекался разговаривать с несуществующими собеседниками, но беседа принимает интересный оборот. - В таком случае, мне кто-нибудь непременно помешает. Всегда так бывает.
- Ага. Только вот тебе еще один вариант. Ты же знаешь, как умрешь.
- Конечно, знаю. Так же, как и ты - один.
Ничего сложного. Можно хоть в азбуке записать: небо синее, трава зеленая, а неспособные на любовь уроды помирают в одиночестве. Это естественный порядок вещей.
- И снова ошибка.
Штейну бы провести рукой по горлу - там порез тоненький и длинный, как от соскользнувшего скальпеля. Или от вектора. Неопасно, совсем не больно, только на пальцах кровь останется.
Но вместо этого он проводит рукой по лицу, там опять эта чужая улыбка, широкая, оскаленная. Радостная. Ну конечно же.
- Я буду с тобой. Ты без моего разрешения никуда не уйдешь, понял? - почти обиженно шепчут ему на ухо.
Конечно. Все так просто. Либо это галлюцинация, которая не прочь довести своего страдальца до самоубийства, либо это вполне реальная ведьма, которая в итоге всегда избавляется от ненужных ей вещей и людей. Так или иначе - что-то есть.
- А пока хоть один из нас жив...
- Да, ни черта не заканчивается.
+++
@темы: Soul Eater
-
-
19.04.2012 в 09:53Последнее решение всегда за Смертью.
-
-
19.04.2012 в 09:58-
-
19.04.2012 в 10:01-
-
19.04.2012 в 10:11И да, я качаю гантели и упражняюсь в драбблении. Двусмысленности - наше все.
-
-
22.07.2012 в 08:09Штейн то манипулятор, да. Хотя жаль: в его исполнении лекция могла бы получиться очень занятной.
-
-
23.07.2012 в 11:23"Узнав такое, ты уже не будешь прежним".
Особенно, если бы лекцию вели оба.
(есть у меня такое подозрение, переходящее в уверенность, что репутация Штейна "лжец, тролль и девственник" немного преувеличена. Им самим).
-
-
23.07.2012 в 11:45Создать себе нужную репутацию- святое.
-
-
23.07.2012 в 12:20Только не издали бы это все равно.
-
-
23.07.2012 в 14:19Боюсь, большая часть мемуаров Штейна была бы с грифом «совершенно секретно», а остальное - просто не для слабонервных
-
-
13.11.2012 в 16:02-
-
13.11.2012 в 16:17-
-
13.11.2012 в 16:24вот чего не знаю, того не знаю. можно предположить, что 4 апреля. а может 4 февраля? все же 42-42-564
-
-
13.11.2012 в 16:38клиентурыжертв новогодних праздников несколько схлынула, но не до конца - до конца зимы еще жить и жить.В общем, выходной среди суровых будней.
-
-
13.11.2012 в 16:47