So, put on a happy face. Let's make this pleasant ©
Название: The kids aren't alright
Источник: Soul Eater (до событий аниме и манги)
Бета: нет ее и не было
Формат: мини
Жанр: джен в формате "они бухали". Сначала.
Персонажи: Албарн Спирит, Штейн Франкен, иные учащиеся и преподаватели Академии.
Рейтинг: RR - за нецензурщину, насилие над собой и здравым смыслом, и вообще за Штейна.
Сюжет: о том, как образовалась эта боевая пара, о школьной жизни и проч.
Примечания: Вот они!Подозреваю, что только ленивый не писал об этих двоих в таком ключе. Но мне на это абсолютно все равно... Автор сам был малость нетрезв, когда начал все это писать. И собирается продолжать в том же духе. Prozit.
Более позднее примечание: стараниями персонажей рейтинг уже повысился. За лексику. Но из песни слова не вырежешь.
Статус: в процессе написания.
Как будто бутылку виски, попавшую в руки двух обормотов из Академии может ожидать какая иная участь. Но Спирит кивает. Бутылку достал именно он, точнее - одна его подружка-старшекурсница, но бухать в одиночку недостойно мужика и ковбоя. Опять-таки, интересен вопрос: кто же вырубится первым?
Очевидно, страсть к экспериментированию Штейна малость заразна. Ну, совсем немного. И в своем превосходстве Спирит уверен с самого начала - и потому на эксперимент соглашается охотно.
Под лестницей пыльно и дует. Шагают над головами чужие ноги. Но самое безопасное место всегда перед носом у контролеров. Пусть даже в положении согнувшись и почти в темноте.
Спирит вскрывает бутылку, Штейн достает из заднего кармана согнутый напополам лабораторный журнал и вслепую заполняет химическим карандашом графу "Приборы и материалы":
- ...мензурки мерные градуированные емкостью 150 миллилитров - две штуки...
- Ты ж вообще гений! У тебя и посуда есть!
- Есть, есть. Держи скальпель, им удобнее подковырнуть. Не порежься.
В темноте Спирит все-таки малость царапается скальпелем, запоздало думает, что он бы горлышко этой самой бутылки мог бы ребром ладони сбить, запоздало же сомневается, смог бы все же или нет... В общем, пока Оружие колеблется, Мастер Оружия уже наливает, придирчиво сравнивая уровни в мензурках:
- От так от. Бери.
- А чего это тебе меньше?
- Из расчета на массу тела. Возражения?
- Никаких. За что пьем-то? - задает Спирит логичный вопрос.
С точки зрения Штейна вопрос совершенно нелогичный. Впрочем... чтобы выпить, нужен повод. Тост. Импульс. Чисто символический толчок к последующим удачам. Типа того. Кажется, понятно:
- Тогда - за пятидесятую душу, которую мы добыли.
- Дааа, - непроизвольно-зубасто облизывается Спирит, вспоминая вкус съеденной души. - Отличная была бы закусь. Выпьем.
- Прозит, - Штейн улыбается в темноте так же зубасто, не улыбаются так Мастера Оружия, но они со Спиритом Албарном достаточно нетрадиционная пара.
В темноте не видно, а потому необязательно заглатывать всю стопку одним глотком, как вроде бы полагается. Можно распробовать и запомнить ощущение. Такого же виски, в темноте под лестницей, когда тебе еще не стукнуло шестнадцать - ты уже не выпьешь никогда. Это в первый раз. И этот первый раз, запах пыли, и своего напарника ты так часто будешь вспоминать потом, прихлебывая разное - солодовое, кукурузное, ячменное, и превосходное, и прескверное, чистое, с водой, с содовой - виски.
- Скажи, как тебе на вкус.
Такой Штейн. Требует протокольного отчета, пока еще ощущение не притупилось, не загромождено другими. Чистый эксперимент, принято по сто и сто двадцать пять грамм соответственно.
- Уф. Это тебе не пиво пить, малой.
- И не спирт. Так и запишем. - хмыкает малой, на два года младше, Штейн. - Совсем не как спирт.
- Ты что? Шутишь?
- Не-а. Это я взял душу одну, думал, повышу ей концентрацию, будет весело. Начал возгонку - а она и разложилась на кислород и чистый спирт. Вот и решил, чтобы не пропадать добру...
- Ага, - в желудке теплело, в голове тяжелело, Албарн помнил эту душу, не то чтобы зараженную, но близкую к этому. Они со Штейном часто в последнее время добывали такие - сомнительные. Есть их Спирит справедливо остерегался, но и жалоб на убиения невинных не поступало. Было в этих душонках что-то гнилостное, заранее предрасположенное ко злу. Слово-то какое громкое "зло". Слишком громкое... Штейн, помнится, долго еще душу осматривал, а затем кинул светящийся сгусток ему в руки:
- Решай сам, семпай. Ни черта я в них не разбираюсь. Решай сам - хавать это или нет.
Такое впечатление, что Штейну было интересно не бороться с порченными душами, а просто - чистить территорию. Неприятная мысль.
Напарника тоже, видимо, закружило в чем-то не очень приятном. Это было видно еще четче, чем обычно. Чуть остекленевший взгляд, повернутый в сторону. Какие-то шептания. Ну вот, опять у него началось...
Средство против "началось" в данной стадии - дать легкого подзатыльника. Помогло, Штейн снова любопытно тянется к записям:
- Теперь твоя очередь говорить тост, семпай.
- Ладно. Тогда за девчонок!
За девчонок можно тостовать вечно. Около месяца назад Албарн с легкой руки и не только руки одной старшекурсницы расстался с невинностью и очень этим был горд. Наконец-то его навыки забалтывания и виртуозное умение одним нежным и уверенным движением расстегнуть лифчик оценили по достоинству. Наконец-то рыжая его шевелюра, ухаживать за которой тоже стоило немалых трудов - вызвала восхищение. Это тебе, Штейн, не под микроскопом препараты рассекать. Тут подход нужен.
- Подход? А зачем? Расскажи, - мелкий жмурится, наливает еще, и еще больше становится похож на куклу. На ниточках.
Мастер, который позволяет себя контролировать. Оружие, которое удерживает. Сказано же - странная они пара. И Мастер, называющий свое Оружие "семпай". И оружие, орущее посреди дуэли противнику: "Уйди, убьет же!". А во время охоты они оба убивают быстро, охотно и без лишних предупреждений.
- Прозит.
- Прозит.
- Объясни мне. Что ты с этими девчонками находишь. Это же мешает только.
- Н-ну типа да, мешает, - признает Албарн и вспоминает свои академические задолженности. - Но это здорово. То есть как...
И ударяется в подробности. Потому что нужно подробно объяснить, что "здорово" в данном случае - это не прикрутить к столу и не разъять на составные части, нет, нет и еще раз нет. Что радость тут совершенно другого жанра.
Спирит расписывает в красках, увлекается, машет руками, затем снова снижает голос до драматического шепота. Штейн медленно кивает, задает уточняющие вопросы, и под конец резюмирует:
- Видимо, и мне нужно будет попрактиковаться.
- Вот за это точно нужно выпить, - впотемках не видно лиц, а в интонациях Албарна поровну "блин, опять этот лунатик влипнет, а отвечать мне" и "блин, удивляешь, так того и гляди нормальным парнем станешь".
Пьют, а затем пьют - заранее - за успешную сдачу тестов. И, конечно, пьют за лотерею:
- За нарушение законов теории вероятности.
- За мое кошкино везение.
В Академии, уж на что система обучения свободнее некуда, первая пара-другая семестров у новичков проходят особенно увлекательно. С истериками, скандалами, драками, анонимными кляузами и прочими драматическими эффектами. Потому что найти себе напарника тяжело, а еще труднее - удержать, притереться. Боевые пары создаются и распадаются по многу раз.
Ну, а для самых нерешительных, или невезучих, короче, тех, кто остается по тем или иным причинам за бортом - придумана лотерея. Тяни билет.
- Тяни билет, - сказали Албарну в учительской.
- За что? За что меня так? Думаете, у меня нет никого? Вы что, слепые? Да я...
- Из-за тебя, обормота, две девицы устроили кошачью драку. У одной расшатан зуб, у второй подвывих плеча. Так что обе твои повелительницы завтра зачет сдавать не будут. Пора тебе уже определиться, Дон-Жуан школьного пошиба, - дама, ведавшая боевыми заданиями, "тетенька у стойки" была непреклонна. - И можешь в глаза мне не заглядывать. Без шансов.
Спирит разочарованно, и уже без попыток хлопать ресницами, идет тянуть жребий. Беспокоиться ему особо не о чем - он всегда отлично подстраивался, стабилизировал и направлял излишне нервничающих или по-глупому неосторожных Мастеров. Потому-то его и не поделили, причем так, что одна, беленькая, сейчас в меддиспансере. А другую, брюнеточку, отослали домой от греха. Ведь оставь их в одной палате - снова передерутся. Спирит смотрел на это дело как на должное. Неплохо, когда в Мастере есть немного дури. Чуть-чуть больше, чем принято даже по стандартам Академии. Без этого с демонической косой особо не разойдешься... Надо будет и одной, и другой цветов будет принести. Только не перепутать, кому нравятся желтые мимозы, а которой лучше дарить одинокую розу. Так кому же что? Вот забыл...
С такими беспечными мыслями Албарн и вытянул то, что вытянул. Посмотрел на фамилию и заскулил:
- Тетенька, ну, тетенька же! Дайте, я перетяну!
- Ах ты, бедняжечка. Дай-ка я посмотрю... Нет уж. Опять же, ты с ним знаком, уже хорошо... Сработаетесь.
- Да! В гробу мы сработаемся... С этим м... маньяком.
Вы хотели немного дури, Спирит Албарн? Что ж - вы ее получили. В избытке. В мелком, еще первогодке, Штейне этой самой дури, и психоза, и мудачества столько, что неизвестно, в чем душа-то держится. И есть ли там вообще душа.
По-хорошему, нужно было бы пойти к Штейну и разрулить вопрос. Зачет ведь завтра.
Но зверски не хочется идти, да и не надо, ну его, пересдам потом...
Остаток того вечера Албарн не думает ни о зачете, ни о Штейне, и вообще не о чем плохом. И спит крепко, и просыпает, и, наспех натянув неглаженный со вчера костюм, прибегает в спортзал к самой перекличке.
Плохо иметь фамилию на "А". Вечно торчишь самым первым. Но вызывают пару по фамилии Мастера, а потому можно расслабиться. И спокойно - руки-в-карманы - пройти к самому дальнему ряду скамеек.
В географии любого зала, класса, лекционной аудитории место Штейна где-то не на Камчатке даже, а еще дальше.
Тихоокеанские острова. Микронезия.
Остров Пасхи.
Вокруг только открытый океан и четко очерченный круг пустых мест. Даже от такого, когда с тобой никто не разговаривает, рехнуться можно запросто. Албарн бы точно рехнулся, но подходит ближе. Встает, но не садится рядом.
- Типа мы сегодня работаем вместе.
- Ага, - слышится снизу. В глаза они друг другу не смотрят. Вокруг уже большинство мастеров, в ожидании своей очереди, сжимают уже принявшую боевую форму Оружие, а те, кто поспокойнее и поувереннее - переговариваются, пихают друг друга локтями, держатся за руки. Весь зал как будто заполонили излишне застенчивые парочки влюбленных.
Которые пришли посмотреть на бои с применением мечей, копий, алебард, топоров. Изредка - луков. Оружие, которое помладше и понеопытнее, всегда тяготеет к простоте конструкции. Впрочем, лучше Демонической Косы все равно инструмента нет. Классика она и есть классика, невольно улыбается Албарн. Пусть и тяжело, и сила нужна, и точность так себе...
Кстати, Албарн, помимо всего прочего, может сделать так, что Штейн его просто не удержит. Если оружие не хочет даться в руки, оно не дастся. Правда, комиссия заметит... опять-таки, детская выходка...
- Если не хочешь, я могу тебя и не брать.
- А?
- Только ты мне не мешай. Понял?
Слышать такое, абсолютное спокойное заявление от мелкого даже для своего возраста Штейна - это ухохотаться. Конечно, можно с лихвой компенсировать недостаток силы и неопытность психозом. Сколько угодно пугать до заикания сокурсников. Но против боевой пары, которой тому же кровь из носу нужно сдать зачет...
У более-менее опытного Оружия в одиночку шансы есть. Но у одинокого Мастера - никаких. Все это Албарн выражает тремя словами:
- Ты псих, внатуре.
Молчание в ответ. Интересно, он сейчас что, улыбается?
Подробность: когда Штейн начинает улыбаться, Албарн начинает нервничать.
Подробность номер два: когда Штейн начинает улыбаться, начинают нервничать не только ученики, но и кое-кто из преподавателей помладше.
Свалить бы отсюда подальше...
- Мастер Штейн Франкен и Оружие Албарн Спирит.
Более неготовым к зачету и быт невозможно. Штейн молча снимается с места, Албарну остается только следовать за... ну да, Мастером своим. Краснея ушами. Ох, позор-то какой. Черт с ним, с зачетом, но проиграть вот так, еще даже не начав...
Комиссия из трех преподавателей и завуча по боевой подготовке смотрит заинтересованно. Противник - ох, Мария сегодня противник. Приплыли.
И кто ее Мастер сегодня уже не очень-то интересно. Всегда какие-то увальни один другого шире. Качки, способные удержать и придать Марии Мьельнир нужный замах. А дальше боевой молот выбьет из вас свою дурь. Ай-ай, как неприятно наверняка принимать такие удары на древко. И уж тем более на лезвие. Ну их к черту. Хотя пасовать перед бабой тоже как-то неловко...
- Ну как?
Штейн на всю эту сцену публичной казни внимания не обращает, хотя и является главным участником. Кажется, до него сейчас не доходит, что сейчас из него дух вышибут. Мария - она такая. Сначала вдарит, а дальше долго-долго извиняется.
- Спорим, я их сделаю, - протягивает Штейн ладошку. Как будто и вправду решил заключить пари.
- Без меня. Уж точно без меня. И не сделаешь ни в жизнь, - нервно шепчет Албарн. В голове у него поют похоронные колокола на мотив "навторойгоднавторойгод".
- Спорим?
- К лешему, к черту, ржавую бензопилу тебе в Оружие, да, спорим, - уже ничего не соображая от грядущих позорных перспектив, шепчет Албарн и хлопает по протянутой руке.
Штейн улыбается.
- Ты не обижайся, но ты последняя после этого тварь, - фыркает в темноте Албарн и для убедительности стукает мензуркой об пол.
- А по-моему, ты вполне отлично устроился.
- То есть?
- Душами тебя кормлю - кормлю. Лучшая боевая результативность за семестр. Опять же, кто бы за тебя курсовые писал. Так что заткнись и пей.
Оружие пьет, но не затыкается. И, в своей обычно манере совершенно неожиданно менять тему, заявляет:
- И пьем мы, между прочим, тоже благодаря мне!
- Благодарю-благодарю, - благодарности в этом отзыве не на грош. Издевки, впрочем, тоже. Просто слова. Скажешь одно, скажешь другое - с тебя не убудет. Штейн, когда находится в спокойном настроении, считает именно так. А алкоголь действует на него успокаивающе. Если не сказать - усыпляюще.
- А еще... шухер. Идет кто-то.
- Ага. Завуч. Учуял нас.
Если бы они выговаривали две предыдущие реплики вслух, или хотя бы потратили время на их обдумывание, то наверняка бы засыпались.
Контакт он на то и контакт, чтобы быть всегда наготове. Это рефлекс. Те, для кого он не стал непроизвольным - вылетают. Ну, или их выносят вперед ногами. Выражаясь фигурально. Обычно даже ног не остается. Но такие случаи редки и старательно забываются.
Штейн знает - он специально интересовался. Его вообще интересуют подробности такого рода.
Еще ему интересно, как же Форт Нокс - завуч по воспитательной подготовке - умудрился так натренировать навык считывания дыхания души? Что чует буквально за версту? Не иначе, это какая-то врожденная мутация... Занятно было бы исследовать...
Нокс только этим и интересен, а самому Ноксу в это время интересно задавать банальные вопросы:
- Чем вы тут заняты?
- Сидим. Обнимаемся. Разве нельзя? - моргает взъерошенный, похожий на совенка, Штейн.
Совята - они такие. Сначала прикидываются пнем или кочкой. А только когда подступишься совсем близко, начинают шипеть и ерошиться. А Нокс - мужик, о которого пытались точить клювы и когти слишком много разных пташек и более высокого полета - не спешит хватать и тащить. Хватать и тащить есть прерогатива инструкторов по боевой подготовке, или, в крайнем случае, классных руководителей. Им за то боевую надбавку платят.
Оружие, из-за которого наверняка эта парочка тут и засела - благоразумно отмалчивается. Что-то тут, конечно же, не так - потому что убалтывает и улаживает проблемы обычно именно Албарн.
Но все выглядит не настолько подозрительно, чтобы возиться с этой мелочью под конец рабочего дня. Поэтому можно ограничиться суровым видом и солидным:
- А ну брысь отсюда!
Штейн кивает, и все также неуклюже держа косу - в обнимочку, за лезвие, древко волочится по полу - бочком-бочком обходит Нокса и очень-очень ровно идет по коридору. Дыша через нос и глядя строго перед собой.
Оглядываться не стал, а потому как Форт Нокс усмехается и подцепляет из самого темного угла бутылку с остатком не менее чем на стакан - этого не увидел. Услышал только снисходительное:
- Эх, молодежь... впрочем, неплохо для начала.
"Неплохо..." - все внимание у Штейна уходит на то, чтобы сфокусировать зрение, идти прямо и не задеть при повороте косой об угол, не сверзиться с бесконечной лестницы по пути из Академии в город. На лишние мысли ресурса просто не остается, и это действительно неплохо. К чему думать лишний раз...
В Академии, как в общем-то и везде, малолетство не оправдание, а раздражающее препятствие. Временное состояние, когда практически всякий считает, что имеет право тебе указывать. Спирита это тоже раздражает, но он считает, что эта проблема решается просто - нужно стать взрослым, и всего делов.
Стать взрослее, сильнее, когда можно будет наконец-то удерживать косу одной рукой и раскрутить воот так...
- Эй! Даже не думай!
Если не удержать - то коса полетит вниз, вниз по ступенькам вниз. Или взлетит винтом в низкое облачное небо и уткнется луне прямо в глаз.
- А ну отпусти меня немедленно! - тут уже Оружие не выдерживает и превращается обратно. - И без твоих трюков тошно!
Превратился - и тут же чуть было не поехал по лестнице вниз. Ловить его Штейн и не пытается, слишком уж разница в весе большая. В виде Оружия немногим, впрочем, меньше. Но как Оружие...
- Ты так даже мной вереть и не пытайся. И вообще - говорил же я тебе, чтобы купил перчатки. Не удержишь же.
- Есть у меня перчатки. Хочешь, надену...
- Не-не-не, не те, - мотает головой Спирит и громко обращается куда-то вперед и вверх, наверное, к гыгыкающей в небе молодой еще луне, - Ну вот за что меня! Меня! И вот так!
- ...нормальные перчатки, хирургические...
- Ты бы еще маску натянул. Мне потом долго всем объяснять пришлось, что это все твои тараканы, и что я ни фига не заразный. Пока справку из диспансера не притащил - знаешь, как от меня шарахались? Не хуже, чем от тебя.
Жалобы у него как-то очень спонтанно переходят в хихикание. Штейн поддерживает. Действительно, вот уж как приклеилась репутация, как хороший пластырь, и не отлепишь. Да и зачем?
- Тогда обмотаю тебя бинтом. В нужных местах.
- Угу. В ненужных тоже. Знаешь, как это будет выглядеть? Бинт, вьющийся во мраке ночи...
- Будешь похож на Миру.
- На которую? Черненькая такая, с косичками и еще Баррет у нее Мастером? Ну-ну.
Спирит вспоминает, что все части тела у Миры Найгз, даром что обмотаны бинтом - весьма и весьма достойны внимания. То, что Сид Баррет за свою напарницу держится как за... ну да, как за нож десантника держится, это ладно, это ничего. Дело делом, но нужно же и развлекаться.
- Знаешь, отличный план.
Видимо, в пьяном виде Спирит способен либо на сарказм, либо на искреннее воодушевление, но не на обе этих сложных эмоции одновременно. Координация при этом если и страдает, то незначительно. Так и запишем... потом.
Даже сейчас Штейн не может прекратить наблюдения. Точнее - сейчас тем более не может. Это его привычка, его слабость, сколько себя помнит. Смотреть, считать, интересоваться. Имей он склонность к астрономии, он давным-давно бы уже счел все подмигивающие пьяные звезды на небе и прыщи на носу у луны. Но интересует его другое.
Например, почему его Оружие всегда так много дергается?
И по таким глупым поводам? Непонятно. Впрочем, в этом может быть какой-то смысл, нужно только внимательнее приглядеться, провести еще пару-тройку экспериментов... Возможно, тогда...
Уже после Спирит самодовольно усмехался и на все вопросы отвечал встречным: "Ну че, ведь круто мы, да?".
Но выглядело это с самого начала совершенно не круто. Гарантированный проигрыш, проваленный зачет, тихий вздох Марии. Дурацкое пари перед лицом комиссии. По рукам, ага.
Только вот за протянутую руку Штейн хватает цепко и резко, ведет на себя с одновременной подножкой, элементарный прием борьбы...
А вот получить при этом в качестве контрольного тычок в живот - слабоватый, но не просто так, с применением духовной силы - Спириту было уже не просто неожиданно, а предельно обидно. До такой степени, что обернуться лезвием как-то само повело... не то чтобы зашибить малявку Штейна на месте за такие шуточки, но напугать как следует. Поставить на место.
Штейн не пытается увернуться, а просто подставляет ладонь под уже занесенное лезвие.
Со стороны это выглядит как трюк "поймай удар голыми руками", но только дурак не понимает, что все на самом деле совершенно наоборот: это коса только что остановилась, не завершив замах, прекрасный контроль. Пара миллиметров еще - и порез до крови. Пять миллиметров - порез до кости. Дальше пяти миллиметров... Спириту наконец-то становится страшно, такой "что-я-только-что-мог-натворить" запоздалый страх. Поправочка. Что я только что хотел натворить. Чуть-чуть, совсем немного.
Совсем немного отрезать руку. А Штейн кивает, и сам подносит пальцы к острию.
"Ну, давай"
Контакт есть, но очень слабый. На уровне дружеского подмигивания, шепотка: "Слабо тебе еще раз так замахнуться? Закончить дело? Ну же, давай-давай".
Моменты контакта душ ощущаются всегда традиционно долго. Обычно участникам как бы положено выпадать из течения событий, уходить в себя и все такое прочее. Спирит привык. Но в этот раз за всем происходящим он наблюдает как бы со стороны. Как Штейн проводит рукой по режущей кромке, делает навстречу шаг, второй. А затем еще раз бьет - коротко, неуклюже, но изо всей своей немаленькой дури.
После такого единственный вариант у Оружия, которое не хочет искалечить ненароком - прикинуться бревном. Оборотиться в безвредную саму по себе железку, деревяшку. В этом виде переждать. Разумно, - кивает самому себе Спирит одобрительно. Пара-другая секунд всего уйдет на то, чтобы остыть, взять себя в руки.
Только в это время в руки берут его.
Принято считать, что Оружию-то плюнуть и растереть, что достается при диссонансе исключительно Мастеру.
Плюнуть бы на тех, кто такое считает и сапогом растереть - думает Спирит. Держать боевую косу весом более чем в треть собственного нетренированными руками.
Ощущения - врагу не пожелаешь.Такие... Интересные? Не-не-не, боль Спириту никогда не была интересна, это вообще не в его репертуаре. А чего у Спирита всегда было с избытком - так это, извините за выражение, эмпатии. Чувства плеча, локтя и, вот сейчас, того, как Штейн, срывая ладони, пытается взять замах... и, что самое интересное...
Вот же привязалось, не отклеишь это словечко, это чужое, напряженное до болезненности внимание ко всему подряд. Фигуры присутствующих, их всех как будто обвели темными, четкими контурами. Нарисованные фигурки, скачут страница за страницей, интересно, как же они движутся, что же придает им движение, интересно, что будет, если надрезать бумагу, чик-чик ножницами и в разрезе покажется...
Кто-то за столом комиссии бесшумно открывает-закрывает рот, над его головой появляется появляется кружок-облачко с надписью четкими черными буковками:
"Приготовились..."
Фигура противника сначала недвижима, а затем сразу же меняется: крепыш, принявший боевую стойку, взявший наизготовку молот.
"Приготовились... начали" - теперь написано в кружке.
Очень простой, черно-белый мир, из которого так и тянет вырезать фрагменты, кусочки. Изучить. Страница белая - потому что зал залит полосами света. Контуры истончаются, превращаются в волосяные линии, прерываются, исчезают.
Вспышка.
А затем все залито черными чернилами, и непонятно, что это: темнота, или кровь, или так, тень на глаза упала.
Резонанс, вот что это такое, дурак.
Учебники и пособия, посвященные взаимодействию Мастера и Оружия, занимают в библиотеке отдельный сектор. От солидных пошаговых руководств, до девчачьих брошюрок типа "100 и 1 способ удержать Ваш Клинок".
Описанию резонанса, то бишь взаимодействию душ, в них отведены целые разделы. Косвенные признаки возможности срезонировать, прощупывание "на предмет наличия присутствия", совместные тренировки и ощущения, которые должны вроде как указывать на то, что все делаешь правильно...
Короче, темный лес, полный леших, домовых, похотливых русалок и прочего фольклора, не имеющего к реальности никакого отношения. Штейн даже и не пытался штурмовать этот лесной массив из смутных рекомендаций и малопонятных методик типа "пойми, чего желает твой партнер", "настройтесь на одну волну" и даже "пусть ваши сердца бьются синхронно".
Полный бред.
Но бред или не бред, но первый год обучения близился к концу, а вместе с ним приближался боевой зачет, к которому допускались только боевые пары. Исключений не допускалось, очередное дурацкое правило... ладно. Проехали.
Штейн решил пойти своим путем. Для этого нужно было смотреть, и смотреть много. Тренировать свой слабенький навык чтения чужих душ. Раз уж нет возможности вскрыть систему, то хотя бы пронаблюдать, как работает пара Мастер-Оружие. Может, в этом и обнаружится система...
Искать систему приходилось где попало. После нескольких эксцессов стало ясно, что сокурсникам при этом лучше на глаза не попадаться - у них при виде "наблюдателя" мало того что контакт обычно сразу разрывался, так у особо нервных барышень случались даже истерики.
Штейн пожимал плечами и уходил. В сад за Академией. В саду обычно тренировались старшекурсники, а потому первогодкам туда ходить потому было как бы не очень желательно, но...
Это "нежелательно" было тоже частью правил. Пусть и неофициальных. А соблюдение правил Штейна волновало в последнюю очередь.
- Эй, желторотина! Да-да, ты! Харе пялиться на нас из кустов. Выходи.
Для убедительности Энди Дей, Мастер Оружия, подкрепил слова одним небрежным движением правой руки. От дерева на другой стороне поляны полетела кора и щепа.
Потому как Ли Ковальски, Оружие, тоже только рад был прервать нудные упражнения и малость развеяться. И полетел - удивительное дело, целый день не получалось, а теперь на тебе - радостно и точно полетел, многокилограммовый шипастый шар тяжелого железа, а вслед за ним разматывалась цепь, которая тоже почему-то не норовила зацепиться за случайный куст. Ну надо же, один к одному.
Все располагало к тому, что развлечение будет долгим. И интересным. И захватывающим. Особенно для того излишне любопытного малька, которого для начала нужно как следует погонять кругами, не давая убежать, но и не давая упасть... Так, чуть-чуть погонять...
Из кустов показалось, вытряхивая из нечесаных волос щепки, нечто настолько мелкое, что Дей даже притормозил раскручивать шар для следующего броска:
- Ли, я не понял - сейчас что, прямо из детсадов стали набирать?
- Ты лучше ему памперс проверь, - в тон отозвался Ковальски. - Или ладно. Ну его. Какой-то он...
- Правильно. Плюнь - развалится. Еще зашибем ненароком. Эй, малой! Слышал! Дуй отсю...
Но Штейн дуть не собирался. Даже наоборот. У него были вопросы. Много вопросов. Вариантов получить ответы была масса, но, похоже, следовало избрать самый долгий и ненадежный способ:
- Эм. Дей-сэмпай, у меня есть к вам вопрос.
- Чего? Как пройти в библиотеку? - синхронно ухмыльнулись Мастер и Оружие.
Штейн пожал плечами, отчего стал казаться еще меньше, с сожалением погладил в кармане взятый с собой чисто случайно, не специально, скальпель и продолжил:
- Как это так получилось, что вы только что в меня не попали?
Ухмылки Мастера и Оружия выпрямляются, становятся снисходительными.
Штейн делает еще один шаг вперед.
Пять минут спустя Ковальски, уже в своем человеческом виде, бегает по поляне и ржет:
- Ну вы, блин, оба даете! Вас в цирке за отдельную плату показывать надо!
Беготня кругами - это у него привычка такая. От переизбытка эмоций и скудости лексикона.
Поляна выглядит так, как будто ее только что пытались вскопать, причем у землекопа не было лопаты, а был ящик ручных гранат.
В эпицентре всего этого развороченного безобразия и в геометрическом центре круга, которые сейчас описывает Ковальски, торчит старый, капитально вросший в землю пень. На пне сидит Энди и уже не смеется, потому как так сил уже нет даже на ногах стоять, и дыхания не хватает, и вообще ощущение такое, что он сегодня насмеял себе грыжу. А все из-за этого...
- Тебя как зовут, акробат?
На том же пне, болтая ножками, умещается и эта встрепанная смешная мелочь, из-за которой и получился весь этот разгром. Мелочь пристраивается поудобнее, отряхивает коленки и представляется:
- Штейн. И я хочу знать...
- Какой класс? А, ладно, пофиг... классно уворачиваешься.
- Это вы плохо целитесь. Кажется, вы ведь и не хотели в меня попасть, а только вид делали, да?
Ковальски на миг замирает, а затем возобновляет бег, сменив направление:
- Ну ё-маё, смотрите, какой юный гений! Энди, ну ты-то чё так затормозил? До тебя не дошло что ли? Эта сопля души читать умеет! И отлично он видел, что мы только шуточки шутим. Хотя у тебя...ххоо.. у тебя, Энди, на роже всегда написано, куда ты целишь...
- Так бы сразу и сказал, что души видишь, - улыбается Энди. - У нас с Ли это не идет, хоть убейся. Хотя классно, наверное - рраз и видишь, куда противник намылился... То-то ты так ловко уворачивался...
Видеть души это не то же самое, что читать мысли. Душа это куча маловнятных, сильных и слабых эмоций, порывов, направлений, а в бою все это только путает дело. Штейн качает головой отрицательно, но не приводит все эти доводы. Старшие обычно злятся, когда начинаешь спорить с ними о вещах, в которых они и сами толком не смыслят.
- Предупреждал бы заранее, - эхом отзывается Ковальски и снова перекидывается в гасило. - Тогда бы и мы целили всерьез. Все веселее было бы.
"Веселее... повеселиться. Они хотели не убивать, а веселиться".
- А можете рассказать - как это примерно ощущается? Ну, резонанс и все такое?
Хотелось задать вопрос солидно и небрежно, а получилось как обычно. То есть стыдно, но непонятно отчего стыдно. Не из-за отсутствия же Оружия - обошелся же он целый учебный год в Академии без Оружия, и дальше бы обходился...
Но тут Штейну повезло. Потому что Мастер Энди Дей уже не имеет сил смеяться и отвечает со всей возможной для него серьезностью, хотя этой серьезности у него в характере с гулькин нос:
- Это как себе новую часть тела отрастить. Все орут, мол, нахрена оно тебе, и что у нормальным такого не положено, живут же люди без хвоста, и с пятью пальцами тоже, и не жалуются... Хотя нет, хвост это фигня. А вот, скажем, два хера в штанах-то окончательно не спрячешь. И как обращаться с таким чудом - тоже хэзэ.
- Встают проблемы, - задумчиво кивает Штейн и все больше убеждается, что проблем ему не надо.
- Тоже мне. Сравнил меня с каким-то пальцем. Я тебе если и палец, то средний! - вставляет свои пять копеек Ковальски.
- Харе гундеть. Встанет или не встанет - это еще одна заморочка, пока наловчишься - все руки себе сотрешь и нервов попортишь, да. Но зато когда уж Оружие что надо, и резонанс попер, и надо вам одного и того же - то пофиг уже, даже если у вас и какие непонятки случались и кое-кто ночью под одеялом колбасу точит и не делится...
- Чё? Ты на кого это намекаешь?
- Я не намекаю, а прямо говорю!..
Между Оружием и Мастером закипает дежурный междусобойчик, а Штейн тем временем сидит на пеньке ровно и обдумывает высказанное. Что-то во всем этом есть. Какая-то очень здравая идея.
Остается только испробовать ее на практике.
После Штейн в ответ на расспросы только хмыкал и прятал за спину пораненные руки. Порезы на пальцах, волдыри и ссадины - забинтовал затем самостоятельно.
Неважно, главное, что эксперимент с самого начала пошел именно так, как и было рассчитано. Повезло с Оружием, этот рыжий, как его там, он завелся с полуоборота, впрямь бензопила, а не коса. Удар силой души его только подзадорил и довел до точки.
Оружия не просто так зовутся. Они...
Никто не говорит этого вслух, никогда.
Оружие - это не титул, не профессия, это внутренняя суть. Это именно холодное, острое и предназначено для убийства нечто, не имеющее ничего общего с человеком снаружи. Оно разумно, но разумом хищной твари. Неважно чего хочет человек, Оружие внутри всегда хочет исполнить свою функцию, хуже или лучше, по разрешению или без оного...
Убить. Сотней разных способов - проколоть, рассечь, раздавить, опрокинуть, удушить, проколоть, разорвать. Получить крови, съесть душу, насытиться.
"Сейчас - немножко. Но тебе же этого мало? Хочешь больше?" - приходится самому резать себе ладонь о лезвие, предлагать. Пусть принюхается, тварь.
Штейн смотрит в глаза своей сегодняшней пары - и видит испуг. И злость, и занесенное лезвие чуть дрогнуло. Один раз, но все-таки.
"Давай же, неужели тебе слабо? Ты же можешь еще!".
Вчуже Штейну думается, что все не так страшно, как выглядит. Когда-нибудь тварь вырастет до чего-то действительно опасного... но сейчас это как кормить с руки не очень дрессированную собаку. Пес может ненароком оттяпать вам пальцы, особенно если его долго не кормить. Или если спровоцировать.
Еще немного крови - пусть распробует, и еще один удар - а что делает собака, если ее оттащить от миски с кормом? Отлично, и ух, как же злится этот дылда, до полной трансформации в Оружие, думает, что этим обезопасил себя от убийства. Хотя очень не прочь, эта дылдоватая вороненой стали коса требует только рук, чтобы повели, а дальше уж пойдет дело.
Оружию нужен Мастер.
Пользуясь моментом, Штейн старается ухватиться за скользкое древко, повести оголовок, сначала оставляя на досках пола глубокую царапину, но затем все-таки оторвать лезвие от пола...
"Этот дурак, этот тяжеленный дурак, им же можно отлично резать. Только вот я пока еще не знаю, как. Интересно попробовать".
Думать о том, что у тебя в руках новенький, прекрасный колюще-режущий инструмент, и что сейчас ты можешь его испробовать в деле - однозначно интереснее, чем думать о крови на ладонях, тяжести, выворачивающей суставы и подкашивающихся коленках. Собственная боль - это скучно.
За столом комиссии кто-то шевелит губами: начали. Да, попробовать разрешили, разрешили разрезать вот этого, что впереди, стоит с безобидным и нетяжелым с виду коротким молотом, да ерунда... нет, не ерунда, не будь дураком, целься лучше.
Какой-то новый голос в голове, чужой, говорит это. Что это? Так надо?
Говорят, во время резонанса именно так и полагается.
Все происходит очень быстро. То есть даже быстрее, чем обычные схватки, которые не затягиваются дольше трех-пяти минут.
Мари поудобнее устраивается в ладони и мягко берет замах. Тут главное же подобраться поближе, пройти вдоль древка этой дурацкой косы и дело сделано, ты ведь можешь, а, Джо?
Буттатаки Джо может, он отвлекается только на то, чтобы ответить: "Конечно, сладкая моя!"
На обращения типа "булочка" Мари, болезненно переживающая свой излишний вес - обижается. То, что этот лишний вес обозначается вовсе нелишними округлостями и вообще приятностью фигуры - это ей Джо доказывает каждый день, но пока, видимо не убедил. Что ж, видимо, придется доказывать еще более рьяно и носить на руках не только вверх по бесконечной лестнице в Академию, а и от самого общежития. В человеческом виде, естественно, носить, маленькую.
Подобраться поближе, пройти под замахом косы и ударить - тоже несложно. Не очень-то сложно... главное, уловить, как этот Штейн ею машет... как-то не так...
- А Штейн ничё так, быстро с Оружием играет, - задумчиво крякает на весь зал Форт Нокс. Ему отчаянно скучно, в комиссию его берут по выслуге лет и для кворума.
С другого конца стола эту реплику парирует... как же звать ее? Нокс еще зеленым кладовщиком при спортзале был, а она уже была диспетчером Академии, эта легендарная женщина.
Ее уже тогда называли Тётенька-у-Стойки. И она сжимает ярко накрашенный рот:
- Думаешь, это он сейчас быстро играет? Это его играет!
То, что проделывает Штейн, больше похоже на попытки в одиночку удержать пожарный рукав при полном напоре воды. Об обороне, не говоря уж о нападении, речи не идет - не выпустить бы из рук, не разорвать бы контакт. А контакт-то нестабильный, пульсирующий, сила хлещет во все стороны.
Точно как из пожарного шланга.
Из-за хаотичности, непредсказуемости движений соваться под этот разнобой боязно - но лучше закончить разом, подбежать быстро. Что Джо и делает.
"Фьюють" - задумчиво присвистывает Спирит и в последний момент изворачивается так, чтобы изменить траекторию лезвия. "Еще б малость - и я б твоего Би Джея оставил без головы. За тобой должок, Маричка".
Почему-то это кажется ему очень смешным. И, оказывается, так легко вспомнить не вовремя вылетевшее из головы имя-прозвище человека. Нужно всего лишь чуть-чуть его не убить. Еще чуть-чуть... Ой.
Еще чуть-чуть - и Штейн получил бы молотом прямо по ребрам. Но чуть-чуть не считается, потому что дурная коса опять дергается, на сей раз всерьез, и Штейн шлепается на задницу, подворачиваясь при этом под ноги набегающего Би Джея.
Мария еще не успевает сообразить, что же случилось - и ненароком цепляется за крестовину Косы, выворачивается из руки, и оба Оружия летят в сторону, на ходу разрывая контакт и оборачиваясь...
Затем Спирит лежит на полу, и ему не то чтобы очень хорошо - когда на тебя шмякнулись с размаху почти шестьдесят кило, это ого-го. Но не так уж и плохо - эти шестьдесят кило имеют бюст. И лежит Мария так, что видно это... да ощущается...ого-ого.
- Эм. А ты ниче так... хорошо бьешься, - считает нужным откомментировать ситуацию Спирит.
- Ой. Я же... ой!
- Только не надо давить коленом. Очень прошу. Давай я лучше тебя аккурат...
- Не трогай меня! - как-то не настолько активно, как могла бы, отбивается Мария и краснеет еще пуще.
- Я же не трогаю, я же только отряхиваю... И усаживаю...
Сцена эта происходит ближе к стене, а посреди зала лежит Буттатаки Джо, неподъемный, как его полное имя:
- Как же так получилось - я и сам не понял. Прошу прощения.
Штейн бы сказал, что он по этому поводу думает, но ему не хватает дыхания. Вышибло начисто набегающими почти восемьюдесятью килограммами веса, такого веселого и непосредственного, что даже вот - даже за то, что попался на бросок... ну, почти продуманный бросок - вот даже за это извиняется. И, что более уместно, наконец-то снимает свои коленки со спины.
- Как-нибудь повторишь эту штуку, только помедленнее, а?
- Оружие подбери, и повторим, - Штейн расправляется и садится. На полу сидится очень хорошо, зачем вставать?
- Да, Мари, ты как? - немедленно отвлекается Би Джей. И кто-то еще что-то громко говорит, и встать получается только со второй попытки и отойти к стеночке. В голове здорово шумит, и ощущение что по тебе пробежался слон. Эксперимент удался?
- Ничья, уф. Зачет, но все равно - чё за дела - это же ясно, что Мария порвала контакт раньше, это все видели...
Он треплется и треплется, смеется, эта Коса, рыжая душа, Спирит, говорит еще какие-то глупости, а затем зачем-то протягивает руку. Штейн не понимает, и прячет ладони - только сейчас они начинают саднить и болеть - поглубже в карманы.
- Купи ботинки себе приличные вместе этих больничных тапок. Не то в следующий раз сыграю тебе по ноге, чучело, - сразу перестает улыбаться Спирит. Таким - темным, жестким, чуть больше похожим на Оружие - так он Штейну больше нравится. Так понятнее.
Удержать клинок, когда тот в нетрезвом виде, оказывается, не так уж и сложно. Нужно просто ухватить за рукав и поволочь. Желательно, в правильном направлении и желательно все же по прямой. Не давать махать руками и отклоняться от траектории и от вертикального положения больше, чем градусов на пятнадцать-двадцать. Хорошо бы заткнуть рот, но на это уже не хватает рук. А так все просто...
- Штейн, вечно ты меня куда-то тащишь. Погоди ты...
- Домой. Домой тащу. Вопросы? - Штейн малость сомневается, правильно ли рассчитал дозу алкоголя на единицу веса. Чем дальше тем больше. Потому что за собой он замечает только сонную расслабленность какую-то, и еще - небывалую ясность в мыслях. Сразу ясно, что делать, и как быть. Причины будто сами собой укладываются в логические цепочки и приводят неопровержимым выводам. Все очень просто, даже еще проще, чем он думал, только...
- Вопросы? Никаких, - мотает головой Спирит, веселый и небывало активный. У него, похоже, если и были какие мысли, то их вышибло напрочь.
"Отравление. Алкогольное отравление. Организм реагирует на яд отключением или ослаблением второстепенных систем, зато жизненно важные инициирует. Кратковременно. Попытка приспособится. Занят..."
- Тогда возьми меня на ручки!
"Оппа. Про то, что в виде Оружия тащить значительно удобнее, я не и подумал. И да - что это за " на ручки"? Что это вообще за формулировка? Какое-то пьяное...".
До слова "сюсюкание" Штейн в своих размышлениях дойти не успевает. Слишком много приходит на ум более обычных, повседневных вариантов типа: "бред", "отравление", "еще один способ меня приколоть, и я опять в упор не понимаю, где же тут спрятана булавка".
- Франкен! Алле! Отключай режим ручного тормоза!
"...Или у меня просто настолько дурное Оружие, что ему все равно с кем обниматься. Чисто от перепою либо от восторга..."
- Епрст, Штейн!
- Что тебе опять не так? - вяловато интересуется Штейн. Только что ведущим был он, а теперь, напротив - Албарн его куда-то волочит. Тоже за рукав.
- Все, сейчас нам все будет не так! Юми! Староста прямо по курсу!
- А. А кто это?
- Черная такая, глазастая, японочка в очках...
- Не, не помню.
- Староста, староста группы! - Албарн, теряя терпение, дергает рукой, шов на рукаве у Штейна чуть расходится. - Она еще поймала тебя, когда ты кошку вахтерши из ихнего общежития вскрывать собрался, ну!
- А. И что?
- То. Дуем отсюда. В ритме вальса.
- Зачем?
- Это же Юми. У нее глаз-алмаз. А как тебя качает - даже я вижу.
- Ты сам качаешься. А я нет. И вообще...
Для логических выкладок Штейн явно выбрал не то время и место. Улица узкая, глухая, ни вправо ни влево, спереди уже хорошо видно, как белеет в потемках накрахмаленная до стальной жесткости блузка Азусы Юми.
И в это время оба - и Штейн, и Спирит - вздрагивают и оборачиваются:
- Детки, у вас проблемы, - широко, по-акульи, улыбается Ли Ковальски, - а ну-ка, пойдем-ка, пойдем отсюда...
И, бесцеремонно приобняв за плечи, придает паре Мастер-Оружие направление. Туда, откуда только что вынырнул сам: к неприметной дверце, с вывеской, освещенной парой пыльных лампочек.
- А может, не надо? - пытается упереться Спирит.
- Ты чё? Ни разу тут не был? Тогда тем более надо! - Ковальски хоть и коренаст, но под его дружеским похлопыванием Спирит чуть приседает.
- Ну... все как-то было некогда... то да се. И разве туда можно со...
- С твоим-то паразитом? Можно! Он у тебя еще маленький.
"Ржавый зуб" - успевает прочитать Штейн, прежде чем его вталкивают на узкую темную лесенку, ведущую в подвал, и дверь за спиной захлопывается.
- То-то я смотрю, вы оба уже тепленькие!
- Где успели?
- Сколько-сколько, говоришь, душ за месяц? А не лопнешь?
- Еще две порции!
Весь этот шумок смешивается с сырым запахом пива, с просачивающейся из какого-то угла музыкой , с клубами сигаретного дыма в какую-то сладковато-мутную смесь. Обрывки, кусочки, фрагменты то показываются, то исчезают в этом тумане.
Единственное, что ясно видно Штейну: здесь было бы крайне неудачное место для драки. Опорные столбы, хаотично расположенные несущие стены, проемы и перегородки образуют лабиринт. Но пространство не замыкается, а, напротив, открывается множеством ходов, площадок, проемов. Из их глубины посматривает внимательная темнота, молча намекающая, что она размерами больше, чем сумрак какого-нибудь погребка или даже подвального помещения под всем зданием.
Гирлянды подмигивающих лампочек, оплетающих стены на манер паутины, остров света над круглой танцплощадкой, образованный прожекторами под низким потолком - отрезают от темноты куски, но не кромсают ее насквозь. Тени от разномастных стульев переплетаются на полу, ползут в углы, где чувствуются затаившиеся в засаде диваны с обивкой, протертой до нитяной основы. Это старье, с которым не церемонятся, прилично, скорее, лавке старьевщика и еще больше усложняет картину. Можно не заблудиться в лесу, не сбиться с дороги в пустыне, но выбраться из дремучего барахла невозможно.
Даже зеркало за стойкой неправильное - большое, не закрытое никакими полками и бутылками - несмотря на обрамление из неонового шнура, в зеркале отражаются лишь тьма и дым.
А еще в зеркале отражаются гротескно-белые перчатки бармена, одетого в черный балахон и маску.
- Правда, похоже на Самого, правда? - хихикают Штейну на ухо тонким голоском.
Волосы, увязанные в два хвостика, форменная юбка в складочку, пахнет клубничной жевательной резинкой. Не намного старше самого Штейна эта девчонка, она шумно цедит через что-то через трубочку - ядовито-розовый запах искусственного сиропа, пузырьки минеральной воды, если ее в стакане и есть спиртное, то с наперсток.
Мозгов и того меньше, делает вывод Штейн, и вслух поясняет:
- Совершенно непохож. Хотя бы потому, что у Смерти души не видно. Не то что у этого... клоуна.
В ответ девочка хлопает глазами, вежливо прикрывает улыбку растопыренной ладошкой. Пальцы тонкие и длинные, на секунду обкусанные ногти оборачиваются загнутыми по-кошачьи стальными наконечниками, складки юбки расправляются широкими пластинами с шуршащим звуком.
Нет. Нет-нет, и Штейн мотает головой. То, что он только что увидел - это только душа. А то, что видели все - только лишь ладошка и улыбка. Правда...
- Эй-эй, да ты, смотрю, уже разошелся. Только я отвернулся - и уже девчонок клеишь.
Стойка под ладонью холодная, полированного мрамора, как новенькая могильная плита. Но и она, кажется, чуть дрогнула и прогнулась, когда на нее шмякнул пивную кружку Ковальски. Он подтаскивает стул, говорит, точнее, орет, перебивая близкий магнитофон:
- Мне еще пинту! И клубничного дайкири порцию! Клубничный, не вишневый, я все помню, так, Тэсси?
Также тут явно неладно со звуком. Что-то утвердительное от сидящей совсем рядом девочки слышится как будто издалека, а слова Ковальски плывут и расслаиваются на более громкие и более тихие, слышные только Штейну:
- Потише, ты, не отсвечивай. Еще раз такое отмочишь - получишь по заднице. Тут не такое место, чтобы смотреть, понял?
Штейн на всякий случай кивает и чуть скашивает глаза в тот угол, откуда доносится заливистый смех, знакомые выкрики. Ковальски замечает:
- Напарник у тебя - хорошей ковки. Цени свою удачу, мелкий.
- Просто класс! - отвечает кто-то, но неясно, неясно, слова теряются, расплываются окончательно, а Штейн моргает и наконец-то видит хоть и не всю картинку целиком, но ему хватает. Чтобы чуть-чуть не свалиться со слишком высокого барного стула, и чтобы ухватиться за мгновенно ставшую скользкой под вспотевшими ладонями стойку.
Легко сказать "не смотри". Не то чтобы от увиденного становилось очень уж жутко. Просто теперь понятно, например, почему тут полы и стены облицованы камнем, и почему стойка тут такая монументальная. Хотя бы затем, чтобы эта девочка - точнее, то, что выглядит, как девочка - не разрубила что-нибудь ненароком, когда начнет разворачивать свои пластины боевой веер с острой режущей кромкой и крючьями на конце каждой из пластин.
Теперь понятно, что мебель тут надолго не задерживается - делает вывод Штейн и отпускает судорожно сжатый в руке стакан. Расслабляется, насколько вообще можно расслабиться, находясь, скажем...
В террариуме - вот подходящий аналог.
Вокруг много хвостов, когтей, шипов. Наконечников, режущих кромок, тяжелых наверший. Боевой стали, задеть которую было бы так же неосмотрительно, как дергать за хвост мурену.
И зубов, конечно же, вокруг полно зубов. Пусть даже обретающимся здесь Оружиям - старым, молодым, и новичкам, и ветеранам, всем - полагается подпитываться только порченными душами, но как-то этот нюанс не кажется в данной обстановке первостепенным.
Не глядя, Штейн допивает то, что у него в стакане залпом. Галлюцинации - а он умеет отличать их - вообще довольно противны, но их можно пересидеть. И отсортировать. Например, полустертые даты и имена на плитах пола, отличные были надгробия когда-то - это настоящее. А вот просачивающаяся в щели между ними свежая кровь - уже глюк.
- Мне так повезло, - говорит кто-то
- А то! Только тебя не дозовешься! - слева налетает что-то рыжее, чуть не падает, но удерживает равновесие. - Давай, дуй к нам!
Из темного угла улыбается два очень белых, очень острых комплекта зубов.
- Вряд ли. Это вряд ли, - отвечает кто-то, кто не имеет сил сопротивляться. Когда его сгребают и тащат, взяв на закорки, с улюлюканием - этот кто-то даже рад. Ведь в такое кровавое месиво, что на полу - в него невозможно просто ступить, не то чтобы ходить по нему.
- Да, Спирит, я непременно куплю себе самые крепкие ботинки, какие найду. Никаких больше больничных тапочек, - бормочет Штейн.
- А? Что ты сказал? Я плохо услышала! - изворачивается темное под его головой и оказывается Марией, точнее, ее черной юбкой. - А... ты.
- Я, - оказывается, очень трудно это сказать, когда тебя скинули, как ветошь, на диван, ноги где-то высоко и свисают, видимо, за быльце, а чтобы подняться, нужно сначала ухватиться за что-то, что оказывается чьей-то коленкой, и только затем стукнуться о край столешницы, и признать свое поражение в борьбе с гравитацией.
- Ну, раз ты... Лежи, не вставай. Иначе тебя тут на клочки разорвут, - подмигивает Мари откуда-то сверху. - Такой ты сегодня лапочка.
"Скорее уж будут отъедать по кусочку". В руке у Марии ложка, в другой - целый стакан чего-то то ли мороженого, то ли взбитого, то ли...
- Сметана, - объясняет она кому-то там, по ту сторону стола. - здесь, на западе, не слышали о такой простой вещи! Только здесь ее и можно достать. Это ужасно!
- Прекрасно, - слышится со стороны бара. - Прекрасно, что в "Ржаке" есть все! Выпьем!
- Новички называют это заведение "Зуб". А те, кто успел заработать пару зазубрин - "Ржака". А истина...
- Истина где-то в том, что здесь есть закуска на любой вкус и зуб.
"Кроме самой нужной" - понимает Штейн. - "Кроме самой нужной для таких, как они". Мысль кружится в его голове одуревшей от света ночной бабочкой, бьется о стекла прожекторов. Пусть ее. Быть засушенной и приколотой на булавку в коллекции фактов и наблюдений она не годится.
Пережитый приступ паники уже идет на спад. И, раз уж встать не получается, то остается только устроиться поудобнее и смотреть.
Штейн привык, что не все, что он видит и слышит, происходит на самом деле. Так уж он устроен, ничего не поделаешь.
А мир устроен так, что не все, что происходит, видится в правильном свете. Так что в этом смысле...
- Счет один-один! Продолжаем?
- Продолжаем.
Слышится звон стекла: сначала короткое звякание, а почти сразу затем - как разлетается толстый стакан взребезги. Из темноты шагает в круг света Ковальски, в руках он вертит полстопки виски.
То есть натурально полстопки - на дне еще что-то плещется, а верх у посудины срезан наискось. Ковальски медленно, опасаясь порезаться, допивает и оборачиватся:
- Опять ты меня сделала! Тэсс, ну где твоя совесть?
- Там же, где и твой Мастер - проветриться ушла. Проиграл-проиграл! Плати теперь!
- Плати! Как договорились! Игра до первого разбитого! - нестройный гул голосов из разных углов поддерживает девчонку, и Ковальски разводит руками:
- Лааадно, уговор дороже денег. Кому что ставить?
- Кому что, а мне водички, - это слышно только Штейну. И вроде бы именно Штейну надо на это как-то реагировать, потому как нехорошо, когда твое Оружие уже даже подняться с пола не может...
- Ой, кто это? - Марию кто-то только что ухватил за лодыжку, от неожиданности она взмахивает руками, со стола на пол летит что-то полное, а затем из-под столешницы показывается изрядно намокший Спирит:
- За водичку спасибо! Хорошо, что стакан мимо пролетел, - встряхивается, с трудом выпрямляется, уплывает куда-то в сторону. Руки вытянуты перед собой, он явно ни черта не видит и бормочет:
- Женский - это налево или направо? Нет, не может быть, чтобы женский направо. Значит? Значит мне налево, что ли?
- Проводить его бы, он же не дойдет.
- Не надо. По-любому не промахнется, - Штейн в самом деле так считает. А еще считает, что лучше пусть Мария сидит так, как сейчас, и не ерзает, от этого неудобно. Удобно - лежать так головой на ее колене. Не вмешиваться в происходящее вокруг, не трогать, ведь тогда неважно - кажется ли тебе то, что ты видишь, слышишь. Если просто наблюдать, то реальность вообще неважна. Тем более, что, кажется, снова накрывает.
Сначала понемногу: свет становится чуть более звенящим, темнота - более вязкой. Но хорошо видно, как за столиком напротив кто-то с чавканием глодает женскую шею. Или все-таки целует?
Но это детали, главное в том, что из темноты выносит- смотрим внимательно - Азусу Юми. В одной руке у нее роняет пену бокал пива, а в другой покачивается поставленная на ладонь тарелка, в которой перекатываются несколько миниатюрных соленых огурцов. Несмотря на танцующих, несмотря на ботинки на высоченной платформе - смотрите, она несет себя и свою выпивку-закуску вполне непринужденно.
Даже если это глюк, то с идеальным чувством равновесия. И она уже почти пересекла танцпол, но вдруг останавливается на месте, отступает на шаг.
Чертовски вовремя, потому что перед ней, как лист перед травой, возникает Спирит. Его ведет то в одну, то в другую сторону, но вид уже куда как пободрее. Радостным голосом он провозглашает:
- Проблевался! Хорошо-то как! - и только затем замечает Юми, меняется в лице: - Ой. Еще нехорошо. Мне разные штуки мерещатся. Пойду-ка я обратно...
И, прежде чем староста успевает вообще что-либо сделать, сказать, или просто поправить очки с многозначительным видом, хотя как бы она поправила очки, раз руки заняты - Албарн круто разворачивается и ныряет обратно в темноту.
- Здесь... здесь есть свободный столик? - наконец-то находится со словами Азуса.
- Есть, есть, сюда! - машет Мари.
"Конечно, места для глюков всегда зарезервированы" - думает Штейн, устраивается еще удобнее и засыпает.
(продолжение следует. Примечания и бонусы к тексту- в комментариях)
Источник: Soul Eater (до событий аниме и манги)
Бета: нет ее и не было
Формат: мини
Жанр: джен в формате "они бухали". Сначала.
Персонажи: Албарн Спирит, Штейн Франкен, иные учащиеся и преподаватели Академии.
Рейтинг: RR - за нецензурщину, насилие над собой и здравым смыслом, и вообще за Штейна.
Сюжет: о том, как образовалась эта боевая пара, о школьной жизни и проч.
Примечания: Вот они!Подозреваю, что только ленивый не писал об этих двоих в таком ключе. Но мне на это абсолютно все равно... Автор сам был малость нетрезв, когда начал все это писать. И собирается продолжать в том же духе. Prozit.
Более позднее примечание: стараниями персонажей рейтинг уже повысился. За лексику. Но из песни слова не вырежешь.
Статус: в процессе написания.
When we were young, the future was so bright,
The old neighborhood was so alive,
And every kid on the whole damn street,
Was gonna make it big and not be beat
The Offspring "The Kids Aren't All Right"
The old neighborhood was so alive,
And every kid on the whole damn street,
Was gonna make it big and not be beat
The Offspring "The Kids Aren't All Right"
Читать? Читайте.
- Короче, такие эксперименты нужно проводить в паре. И еще до того, как тебе стукнет шестнадцать, - заключает Штейн скучным тоном.Как будто бутылку виски, попавшую в руки двух обормотов из Академии может ожидать какая иная участь. Но Спирит кивает. Бутылку достал именно он, точнее - одна его подружка-старшекурсница, но бухать в одиночку недостойно мужика и ковбоя. Опять-таки, интересен вопрос: кто же вырубится первым?
Очевидно, страсть к экспериментированию Штейна малость заразна. Ну, совсем немного. И в своем превосходстве Спирит уверен с самого начала - и потому на эксперимент соглашается охотно.
Под лестницей пыльно и дует. Шагают над головами чужие ноги. Но самое безопасное место всегда перед носом у контролеров. Пусть даже в положении согнувшись и почти в темноте.
Спирит вскрывает бутылку, Штейн достает из заднего кармана согнутый напополам лабораторный журнал и вслепую заполняет химическим карандашом графу "Приборы и материалы":
- ...мензурки мерные градуированные емкостью 150 миллилитров - две штуки...
- Ты ж вообще гений! У тебя и посуда есть!
- Есть, есть. Держи скальпель, им удобнее подковырнуть. Не порежься.
В темноте Спирит все-таки малость царапается скальпелем, запоздало думает, что он бы горлышко этой самой бутылки мог бы ребром ладони сбить, запоздало же сомневается, смог бы все же или нет... В общем, пока Оружие колеблется, Мастер Оружия уже наливает, придирчиво сравнивая уровни в мензурках:
- От так от. Бери.
- А чего это тебе меньше?
- Из расчета на массу тела. Возражения?
- Никаких. За что пьем-то? - задает Спирит логичный вопрос.
С точки зрения Штейна вопрос совершенно нелогичный. Впрочем... чтобы выпить, нужен повод. Тост. Импульс. Чисто символический толчок к последующим удачам. Типа того. Кажется, понятно:
- Тогда - за пятидесятую душу, которую мы добыли.
- Дааа, - непроизвольно-зубасто облизывается Спирит, вспоминая вкус съеденной души. - Отличная была бы закусь. Выпьем.
- Прозит, - Штейн улыбается в темноте так же зубасто, не улыбаются так Мастера Оружия, но они со Спиритом Албарном достаточно нетрадиционная пара.
В темноте не видно, а потому необязательно заглатывать всю стопку одним глотком, как вроде бы полагается. Можно распробовать и запомнить ощущение. Такого же виски, в темноте под лестницей, когда тебе еще не стукнуло шестнадцать - ты уже не выпьешь никогда. Это в первый раз. И этот первый раз, запах пыли, и своего напарника ты так часто будешь вспоминать потом, прихлебывая разное - солодовое, кукурузное, ячменное, и превосходное, и прескверное, чистое, с водой, с содовой - виски.
- Скажи, как тебе на вкус.
Такой Штейн. Требует протокольного отчета, пока еще ощущение не притупилось, не загромождено другими. Чистый эксперимент, принято по сто и сто двадцать пять грамм соответственно.
- Уф. Это тебе не пиво пить, малой.
- И не спирт. Так и запишем. - хмыкает малой, на два года младше, Штейн. - Совсем не как спирт.
- Ты что? Шутишь?
- Не-а. Это я взял душу одну, думал, повышу ей концентрацию, будет весело. Начал возгонку - а она и разложилась на кислород и чистый спирт. Вот и решил, чтобы не пропадать добру...
- Ага, - в желудке теплело, в голове тяжелело, Албарн помнил эту душу, не то чтобы зараженную, но близкую к этому. Они со Штейном часто в последнее время добывали такие - сомнительные. Есть их Спирит справедливо остерегался, но и жалоб на убиения невинных не поступало. Было в этих душонках что-то гнилостное, заранее предрасположенное ко злу. Слово-то какое громкое "зло". Слишком громкое... Штейн, помнится, долго еще душу осматривал, а затем кинул светящийся сгусток ему в руки:
- Решай сам, семпай. Ни черта я в них не разбираюсь. Решай сам - хавать это или нет.
Такое впечатление, что Штейну было интересно не бороться с порченными душами, а просто - чистить территорию. Неприятная мысль.
Напарника тоже, видимо, закружило в чем-то не очень приятном. Это было видно еще четче, чем обычно. Чуть остекленевший взгляд, повернутый в сторону. Какие-то шептания. Ну вот, опять у него началось...
Средство против "началось" в данной стадии - дать легкого подзатыльника. Помогло, Штейн снова любопытно тянется к записям:
- Теперь твоя очередь говорить тост, семпай.
- Ладно. Тогда за девчонок!
За девчонок можно тостовать вечно. Около месяца назад Албарн с легкой руки и не только руки одной старшекурсницы расстался с невинностью и очень этим был горд. Наконец-то его навыки забалтывания и виртуозное умение одним нежным и уверенным движением расстегнуть лифчик оценили по достоинству. Наконец-то рыжая его шевелюра, ухаживать за которой тоже стоило немалых трудов - вызвала восхищение. Это тебе, Штейн, не под микроскопом препараты рассекать. Тут подход нужен.
- Подход? А зачем? Расскажи, - мелкий жмурится, наливает еще, и еще больше становится похож на куклу. На ниточках.
Мастер, который позволяет себя контролировать. Оружие, которое удерживает. Сказано же - странная они пара. И Мастер, называющий свое Оружие "семпай". И оружие, орущее посреди дуэли противнику: "Уйди, убьет же!". А во время охоты они оба убивают быстро, охотно и без лишних предупреждений.
- Прозит.
- Прозит.
- Объясни мне. Что ты с этими девчонками находишь. Это же мешает только.
- Н-ну типа да, мешает, - признает Албарн и вспоминает свои академические задолженности. - Но это здорово. То есть как...
И ударяется в подробности. Потому что нужно подробно объяснить, что "здорово" в данном случае - это не прикрутить к столу и не разъять на составные части, нет, нет и еще раз нет. Что радость тут совершенно другого жанра.
Спирит расписывает в красках, увлекается, машет руками, затем снова снижает голос до драматического шепота. Штейн медленно кивает, задает уточняющие вопросы, и под конец резюмирует:
- Видимо, и мне нужно будет попрактиковаться.
- Вот за это точно нужно выпить, - впотемках не видно лиц, а в интонациях Албарна поровну "блин, опять этот лунатик влипнет, а отвечать мне" и "блин, удивляешь, так того и гляди нормальным парнем станешь".
Пьют, а затем пьют - заранее - за успешную сдачу тестов. И, конечно, пьют за лотерею:
- За нарушение законов теории вероятности.
- За мое кошкино везение.
+++
В Академии, уж на что система обучения свободнее некуда, первая пара-другая семестров у новичков проходят особенно увлекательно. С истериками, скандалами, драками, анонимными кляузами и прочими драматическими эффектами. Потому что найти себе напарника тяжело, а еще труднее - удержать, притереться. Боевые пары создаются и распадаются по многу раз.
Ну, а для самых нерешительных, или невезучих, короче, тех, кто остается по тем или иным причинам за бортом - придумана лотерея. Тяни билет.
- Тяни билет, - сказали Албарну в учительской.
- За что? За что меня так? Думаете, у меня нет никого? Вы что, слепые? Да я...
- Из-за тебя, обормота, две девицы устроили кошачью драку. У одной расшатан зуб, у второй подвывих плеча. Так что обе твои повелительницы завтра зачет сдавать не будут. Пора тебе уже определиться, Дон-Жуан школьного пошиба, - дама, ведавшая боевыми заданиями, "тетенька у стойки" была непреклонна. - И можешь в глаза мне не заглядывать. Без шансов.
Спирит разочарованно, и уже без попыток хлопать ресницами, идет тянуть жребий. Беспокоиться ему особо не о чем - он всегда отлично подстраивался, стабилизировал и направлял излишне нервничающих или по-глупому неосторожных Мастеров. Потому-то его и не поделили, причем так, что одна, беленькая, сейчас в меддиспансере. А другую, брюнеточку, отослали домой от греха. Ведь оставь их в одной палате - снова передерутся. Спирит смотрел на это дело как на должное. Неплохо, когда в Мастере есть немного дури. Чуть-чуть больше, чем принято даже по стандартам Академии. Без этого с демонической косой особо не разойдешься... Надо будет и одной, и другой цветов будет принести. Только не перепутать, кому нравятся желтые мимозы, а которой лучше дарить одинокую розу. Так кому же что? Вот забыл...
С такими беспечными мыслями Албарн и вытянул то, что вытянул. Посмотрел на фамилию и заскулил:
- Тетенька, ну, тетенька же! Дайте, я перетяну!
- Ах ты, бедняжечка. Дай-ка я посмотрю... Нет уж. Опять же, ты с ним знаком, уже хорошо... Сработаетесь.
- Да! В гробу мы сработаемся... С этим м... маньяком.
Вы хотели немного дури, Спирит Албарн? Что ж - вы ее получили. В избытке. В мелком, еще первогодке, Штейне этой самой дури, и психоза, и мудачества столько, что неизвестно, в чем душа-то держится. И есть ли там вообще душа.
По-хорошему, нужно было бы пойти к Штейну и разрулить вопрос. Зачет ведь завтра.
Но зверски не хочется идти, да и не надо, ну его, пересдам потом...
Остаток того вечера Албарн не думает ни о зачете, ни о Штейне, и вообще не о чем плохом. И спит крепко, и просыпает, и, наспех натянув неглаженный со вчера костюм, прибегает в спортзал к самой перекличке.
Плохо иметь фамилию на "А". Вечно торчишь самым первым. Но вызывают пару по фамилии Мастера, а потому можно расслабиться. И спокойно - руки-в-карманы - пройти к самому дальнему ряду скамеек.
В географии любого зала, класса, лекционной аудитории место Штейна где-то не на Камчатке даже, а еще дальше.
Тихоокеанские острова. Микронезия.
Остров Пасхи.
Вокруг только открытый океан и четко очерченный круг пустых мест. Даже от такого, когда с тобой никто не разговаривает, рехнуться можно запросто. Албарн бы точно рехнулся, но подходит ближе. Встает, но не садится рядом.
- Типа мы сегодня работаем вместе.
- Ага, - слышится снизу. В глаза они друг другу не смотрят. Вокруг уже большинство мастеров, в ожидании своей очереди, сжимают уже принявшую боевую форму Оружие, а те, кто поспокойнее и поувереннее - переговариваются, пихают друг друга локтями, держатся за руки. Весь зал как будто заполонили излишне застенчивые парочки влюбленных.
Которые пришли посмотреть на бои с применением мечей, копий, алебард, топоров. Изредка - луков. Оружие, которое помладше и понеопытнее, всегда тяготеет к простоте конструкции. Впрочем, лучше Демонической Косы все равно инструмента нет. Классика она и есть классика, невольно улыбается Албарн. Пусть и тяжело, и сила нужна, и точность так себе...
Кстати, Албарн, помимо всего прочего, может сделать так, что Штейн его просто не удержит. Если оружие не хочет даться в руки, оно не дастся. Правда, комиссия заметит... опять-таки, детская выходка...
- Если не хочешь, я могу тебя и не брать.
- А?
- Только ты мне не мешай. Понял?
Слышать такое, абсолютное спокойное заявление от мелкого даже для своего возраста Штейна - это ухохотаться. Конечно, можно с лихвой компенсировать недостаток силы и неопытность психозом. Сколько угодно пугать до заикания сокурсников. Но против боевой пары, которой тому же кровь из носу нужно сдать зачет...
У более-менее опытного Оружия в одиночку шансы есть. Но у одинокого Мастера - никаких. Все это Албарн выражает тремя словами:
- Ты псих, внатуре.
Молчание в ответ. Интересно, он сейчас что, улыбается?
Подробность: когда Штейн начинает улыбаться, Албарн начинает нервничать.
Подробность номер два: когда Штейн начинает улыбаться, начинают нервничать не только ученики, но и кое-кто из преподавателей помладше.
Свалить бы отсюда подальше...
- Мастер Штейн Франкен и Оружие Албарн Спирит.
Более неготовым к зачету и быт невозможно. Штейн молча снимается с места, Албарну остается только следовать за... ну да, Мастером своим. Краснея ушами. Ох, позор-то какой. Черт с ним, с зачетом, но проиграть вот так, еще даже не начав...
Комиссия из трех преподавателей и завуча по боевой подготовке смотрит заинтересованно. Противник - ох, Мария сегодня противник. Приплыли.
И кто ее Мастер сегодня уже не очень-то интересно. Всегда какие-то увальни один другого шире. Качки, способные удержать и придать Марии Мьельнир нужный замах. А дальше боевой молот выбьет из вас свою дурь. Ай-ай, как неприятно наверняка принимать такие удары на древко. И уж тем более на лезвие. Ну их к черту. Хотя пасовать перед бабой тоже как-то неловко...
- Ну как?
Штейн на всю эту сцену публичной казни внимания не обращает, хотя и является главным участником. Кажется, до него сейчас не доходит, что сейчас из него дух вышибут. Мария - она такая. Сначала вдарит, а дальше долго-долго извиняется.
- Спорим, я их сделаю, - протягивает Штейн ладошку. Как будто и вправду решил заключить пари.
- Без меня. Уж точно без меня. И не сделаешь ни в жизнь, - нервно шепчет Албарн. В голове у него поют похоронные колокола на мотив "навторойгоднавторойгод".
- Спорим?
- К лешему, к черту, ржавую бензопилу тебе в Оружие, да, спорим, - уже ничего не соображая от грядущих позорных перспектив, шепчет Албарн и хлопает по протянутой руке.
Штейн улыбается.
+++
- Ты не обижайся, но ты последняя после этого тварь, - фыркает в темноте Албарн и для убедительности стукает мензуркой об пол.
- А по-моему, ты вполне отлично устроился.
- То есть?
- Душами тебя кормлю - кормлю. Лучшая боевая результативность за семестр. Опять же, кто бы за тебя курсовые писал. Так что заткнись и пей.
Оружие пьет, но не затыкается. И, в своей обычно манере совершенно неожиданно менять тему, заявляет:
- И пьем мы, между прочим, тоже благодаря мне!
- Благодарю-благодарю, - благодарности в этом отзыве не на грош. Издевки, впрочем, тоже. Просто слова. Скажешь одно, скажешь другое - с тебя не убудет. Штейн, когда находится в спокойном настроении, считает именно так. А алкоголь действует на него успокаивающе. Если не сказать - усыпляюще.
- А еще... шухер. Идет кто-то.
- Ага. Завуч. Учуял нас.
Если бы они выговаривали две предыдущие реплики вслух, или хотя бы потратили время на их обдумывание, то наверняка бы засыпались.
Контакт он на то и контакт, чтобы быть всегда наготове. Это рефлекс. Те, для кого он не стал непроизвольным - вылетают. Ну, или их выносят вперед ногами. Выражаясь фигурально. Обычно даже ног не остается. Но такие случаи редки и старательно забываются.
Штейн знает - он специально интересовался. Его вообще интересуют подробности такого рода.
Еще ему интересно, как же Форт Нокс - завуч по воспитательной подготовке - умудрился так натренировать навык считывания дыхания души? Что чует буквально за версту? Не иначе, это какая-то врожденная мутация... Занятно было бы исследовать...
Нокс только этим и интересен, а самому Ноксу в это время интересно задавать банальные вопросы:
- Чем вы тут заняты?
- Сидим. Обнимаемся. Разве нельзя? - моргает взъерошенный, похожий на совенка, Штейн.
Совята - они такие. Сначала прикидываются пнем или кочкой. А только когда подступишься совсем близко, начинают шипеть и ерошиться. А Нокс - мужик, о которого пытались точить клювы и когти слишком много разных пташек и более высокого полета - не спешит хватать и тащить. Хватать и тащить есть прерогатива инструкторов по боевой подготовке, или, в крайнем случае, классных руководителей. Им за то боевую надбавку платят.
Оружие, из-за которого наверняка эта парочка тут и засела - благоразумно отмалчивается. Что-то тут, конечно же, не так - потому что убалтывает и улаживает проблемы обычно именно Албарн.
Но все выглядит не настолько подозрительно, чтобы возиться с этой мелочью под конец рабочего дня. Поэтому можно ограничиться суровым видом и солидным:
- А ну брысь отсюда!
Штейн кивает, и все также неуклюже держа косу - в обнимочку, за лезвие, древко волочится по полу - бочком-бочком обходит Нокса и очень-очень ровно идет по коридору. Дыша через нос и глядя строго перед собой.
Оглядываться не стал, а потому как Форт Нокс усмехается и подцепляет из самого темного угла бутылку с остатком не менее чем на стакан - этого не увидел. Услышал только снисходительное:
- Эх, молодежь... впрочем, неплохо для начала.
"Неплохо..." - все внимание у Штейна уходит на то, чтобы сфокусировать зрение, идти прямо и не задеть при повороте косой об угол, не сверзиться с бесконечной лестницы по пути из Академии в город. На лишние мысли ресурса просто не остается, и это действительно неплохо. К чему думать лишний раз...
В Академии, как в общем-то и везде, малолетство не оправдание, а раздражающее препятствие. Временное состояние, когда практически всякий считает, что имеет право тебе указывать. Спирита это тоже раздражает, но он считает, что эта проблема решается просто - нужно стать взрослым, и всего делов.
Стать взрослее, сильнее, когда можно будет наконец-то удерживать косу одной рукой и раскрутить воот так...
- Эй! Даже не думай!
Если не удержать - то коса полетит вниз, вниз по ступенькам вниз. Или взлетит винтом в низкое облачное небо и уткнется луне прямо в глаз.
- А ну отпусти меня немедленно! - тут уже Оружие не выдерживает и превращается обратно. - И без твоих трюков тошно!
Превратился - и тут же чуть было не поехал по лестнице вниз. Ловить его Штейн и не пытается, слишком уж разница в весе большая. В виде Оружия немногим, впрочем, меньше. Но как Оружие...
- Ты так даже мной вереть и не пытайся. И вообще - говорил же я тебе, чтобы купил перчатки. Не удержишь же.
- Есть у меня перчатки. Хочешь, надену...
- Не-не-не, не те, - мотает головой Спирит и громко обращается куда-то вперед и вверх, наверное, к гыгыкающей в небе молодой еще луне, - Ну вот за что меня! Меня! И вот так!
- ...нормальные перчатки, хирургические...
- Ты бы еще маску натянул. Мне потом долго всем объяснять пришлось, что это все твои тараканы, и что я ни фига не заразный. Пока справку из диспансера не притащил - знаешь, как от меня шарахались? Не хуже, чем от тебя.
Жалобы у него как-то очень спонтанно переходят в хихикание. Штейн поддерживает. Действительно, вот уж как приклеилась репутация, как хороший пластырь, и не отлепишь. Да и зачем?
- Тогда обмотаю тебя бинтом. В нужных местах.
- Угу. В ненужных тоже. Знаешь, как это будет выглядеть? Бинт, вьющийся во мраке ночи...
- Будешь похож на Миру.
- На которую? Черненькая такая, с косичками и еще Баррет у нее Мастером? Ну-ну.
Спирит вспоминает, что все части тела у Миры Найгз, даром что обмотаны бинтом - весьма и весьма достойны внимания. То, что Сид Баррет за свою напарницу держится как за... ну да, как за нож десантника держится, это ладно, это ничего. Дело делом, но нужно же и развлекаться.
- Знаешь, отличный план.
Видимо, в пьяном виде Спирит способен либо на сарказм, либо на искреннее воодушевление, но не на обе этих сложных эмоции одновременно. Координация при этом если и страдает, то незначительно. Так и запишем... потом.
Даже сейчас Штейн не может прекратить наблюдения. Точнее - сейчас тем более не может. Это его привычка, его слабость, сколько себя помнит. Смотреть, считать, интересоваться. Имей он склонность к астрономии, он давным-давно бы уже счел все подмигивающие пьяные звезды на небе и прыщи на носу у луны. Но интересует его другое.
Например, почему его Оружие всегда так много дергается?
И по таким глупым поводам? Непонятно. Впрочем, в этом может быть какой-то смысл, нужно только внимательнее приглядеться, провести еще пару-тройку экспериментов... Возможно, тогда...
+++
Уже после Спирит самодовольно усмехался и на все вопросы отвечал встречным: "Ну че, ведь круто мы, да?".
Но выглядело это с самого начала совершенно не круто. Гарантированный проигрыш, проваленный зачет, тихий вздох Марии. Дурацкое пари перед лицом комиссии. По рукам, ага.
Только вот за протянутую руку Штейн хватает цепко и резко, ведет на себя с одновременной подножкой, элементарный прием борьбы...
А вот получить при этом в качестве контрольного тычок в живот - слабоватый, но не просто так, с применением духовной силы - Спириту было уже не просто неожиданно, а предельно обидно. До такой степени, что обернуться лезвием как-то само повело... не то чтобы зашибить малявку Штейна на месте за такие шуточки, но напугать как следует. Поставить на место.
Штейн не пытается увернуться, а просто подставляет ладонь под уже занесенное лезвие.
Со стороны это выглядит как трюк "поймай удар голыми руками", но только дурак не понимает, что все на самом деле совершенно наоборот: это коса только что остановилась, не завершив замах, прекрасный контроль. Пара миллиметров еще - и порез до крови. Пять миллиметров - порез до кости. Дальше пяти миллиметров... Спириту наконец-то становится страшно, такой "что-я-только-что-мог-натворить" запоздалый страх. Поправочка. Что я только что хотел натворить. Чуть-чуть, совсем немного.
Совсем немного отрезать руку. А Штейн кивает, и сам подносит пальцы к острию.
"Ну, давай"
Контакт есть, но очень слабый. На уровне дружеского подмигивания, шепотка: "Слабо тебе еще раз так замахнуться? Закончить дело? Ну же, давай-давай".
Моменты контакта душ ощущаются всегда традиционно долго. Обычно участникам как бы положено выпадать из течения событий, уходить в себя и все такое прочее. Спирит привык. Но в этот раз за всем происходящим он наблюдает как бы со стороны. Как Штейн проводит рукой по режущей кромке, делает навстречу шаг, второй. А затем еще раз бьет - коротко, неуклюже, но изо всей своей немаленькой дури.
После такого единственный вариант у Оружия, которое не хочет искалечить ненароком - прикинуться бревном. Оборотиться в безвредную саму по себе железку, деревяшку. В этом виде переждать. Разумно, - кивает самому себе Спирит одобрительно. Пара-другая секунд всего уйдет на то, чтобы остыть, взять себя в руки.
Только в это время в руки берут его.
Принято считать, что Оружию-то плюнуть и растереть, что достается при диссонансе исключительно Мастеру.
Плюнуть бы на тех, кто такое считает и сапогом растереть - думает Спирит. Держать боевую косу весом более чем в треть собственного нетренированными руками.
Ощущения - врагу не пожелаешь.Такие... Интересные? Не-не-не, боль Спириту никогда не была интересна, это вообще не в его репертуаре. А чего у Спирита всегда было с избытком - так это, извините за выражение, эмпатии. Чувства плеча, локтя и, вот сейчас, того, как Штейн, срывая ладони, пытается взять замах... и, что самое интересное...
Вот же привязалось, не отклеишь это словечко, это чужое, напряженное до болезненности внимание ко всему подряд. Фигуры присутствующих, их всех как будто обвели темными, четкими контурами. Нарисованные фигурки, скачут страница за страницей, интересно, как же они движутся, что же придает им движение, интересно, что будет, если надрезать бумагу, чик-чик ножницами и в разрезе покажется...
Кто-то за столом комиссии бесшумно открывает-закрывает рот, над его головой появляется появляется кружок-облачко с надписью четкими черными буковками:
"Приготовились..."
Фигура противника сначала недвижима, а затем сразу же меняется: крепыш, принявший боевую стойку, взявший наизготовку молот.
"Приготовились... начали" - теперь написано в кружке.
Очень простой, черно-белый мир, из которого так и тянет вырезать фрагменты, кусочки. Изучить. Страница белая - потому что зал залит полосами света. Контуры истончаются, превращаются в волосяные линии, прерываются, исчезают.
Вспышка.
А затем все залито черными чернилами, и непонятно, что это: темнота, или кровь, или так, тень на глаза упала.
Резонанс, вот что это такое, дурак.
+++
Учебники и пособия, посвященные взаимодействию Мастера и Оружия, занимают в библиотеке отдельный сектор. От солидных пошаговых руководств, до девчачьих брошюрок типа "100 и 1 способ удержать Ваш Клинок".
Описанию резонанса, то бишь взаимодействию душ, в них отведены целые разделы. Косвенные признаки возможности срезонировать, прощупывание "на предмет наличия присутствия", совместные тренировки и ощущения, которые должны вроде как указывать на то, что все делаешь правильно...
Короче, темный лес, полный леших, домовых, похотливых русалок и прочего фольклора, не имеющего к реальности никакого отношения. Штейн даже и не пытался штурмовать этот лесной массив из смутных рекомендаций и малопонятных методик типа "пойми, чего желает твой партнер", "настройтесь на одну волну" и даже "пусть ваши сердца бьются синхронно".
Полный бред.
Но бред или не бред, но первый год обучения близился к концу, а вместе с ним приближался боевой зачет, к которому допускались только боевые пары. Исключений не допускалось, очередное дурацкое правило... ладно. Проехали.
Штейн решил пойти своим путем. Для этого нужно было смотреть, и смотреть много. Тренировать свой слабенький навык чтения чужих душ. Раз уж нет возможности вскрыть систему, то хотя бы пронаблюдать, как работает пара Мастер-Оружие. Может, в этом и обнаружится система...
Искать систему приходилось где попало. После нескольких эксцессов стало ясно, что сокурсникам при этом лучше на глаза не попадаться - у них при виде "наблюдателя" мало того что контакт обычно сразу разрывался, так у особо нервных барышень случались даже истерики.
Штейн пожимал плечами и уходил. В сад за Академией. В саду обычно тренировались старшекурсники, а потому первогодкам туда ходить потому было как бы не очень желательно, но...
Это "нежелательно" было тоже частью правил. Пусть и неофициальных. А соблюдение правил Штейна волновало в последнюю очередь.
- Эй, желторотина! Да-да, ты! Харе пялиться на нас из кустов. Выходи.
Для убедительности Энди Дей, Мастер Оружия, подкрепил слова одним небрежным движением правой руки. От дерева на другой стороне поляны полетела кора и щепа.
Потому как Ли Ковальски, Оружие, тоже только рад был прервать нудные упражнения и малость развеяться. И полетел - удивительное дело, целый день не получалось, а теперь на тебе - радостно и точно полетел, многокилограммовый шипастый шар тяжелого железа, а вслед за ним разматывалась цепь, которая тоже почему-то не норовила зацепиться за случайный куст. Ну надо же, один к одному.
Все располагало к тому, что развлечение будет долгим. И интересным. И захватывающим. Особенно для того излишне любопытного малька, которого для начала нужно как следует погонять кругами, не давая убежать, но и не давая упасть... Так, чуть-чуть погонять...
Из кустов показалось, вытряхивая из нечесаных волос щепки, нечто настолько мелкое, что Дей даже притормозил раскручивать шар для следующего броска:
- Ли, я не понял - сейчас что, прямо из детсадов стали набирать?
- Ты лучше ему памперс проверь, - в тон отозвался Ковальски. - Или ладно. Ну его. Какой-то он...
- Правильно. Плюнь - развалится. Еще зашибем ненароком. Эй, малой! Слышал! Дуй отсю...
Но Штейн дуть не собирался. Даже наоборот. У него были вопросы. Много вопросов. Вариантов получить ответы была масса, но, похоже, следовало избрать самый долгий и ненадежный способ:
- Эм. Дей-сэмпай, у меня есть к вам вопрос.
- Чего? Как пройти в библиотеку? - синхронно ухмыльнулись Мастер и Оружие.
Штейн пожал плечами, отчего стал казаться еще меньше, с сожалением погладил в кармане взятый с собой чисто случайно, не специально, скальпель и продолжил:
- Как это так получилось, что вы только что в меня не попали?
Ухмылки Мастера и Оружия выпрямляются, становятся снисходительными.
Штейн делает еще один шаг вперед.
Пять минут спустя Ковальски, уже в своем человеческом виде, бегает по поляне и ржет:
- Ну вы, блин, оба даете! Вас в цирке за отдельную плату показывать надо!
Беготня кругами - это у него привычка такая. От переизбытка эмоций и скудости лексикона.
Поляна выглядит так, как будто ее только что пытались вскопать, причем у землекопа не было лопаты, а был ящик ручных гранат.
В эпицентре всего этого развороченного безобразия и в геометрическом центре круга, которые сейчас описывает Ковальски, торчит старый, капитально вросший в землю пень. На пне сидит Энди и уже не смеется, потому как так сил уже нет даже на ногах стоять, и дыхания не хватает, и вообще ощущение такое, что он сегодня насмеял себе грыжу. А все из-за этого...
- Тебя как зовут, акробат?
На том же пне, болтая ножками, умещается и эта встрепанная смешная мелочь, из-за которой и получился весь этот разгром. Мелочь пристраивается поудобнее, отряхивает коленки и представляется:
- Штейн. И я хочу знать...
- Какой класс? А, ладно, пофиг... классно уворачиваешься.
- Это вы плохо целитесь. Кажется, вы ведь и не хотели в меня попасть, а только вид делали, да?
Ковальски на миг замирает, а затем возобновляет бег, сменив направление:
- Ну ё-маё, смотрите, какой юный гений! Энди, ну ты-то чё так затормозил? До тебя не дошло что ли? Эта сопля души читать умеет! И отлично он видел, что мы только шуточки шутим. Хотя у тебя...ххоо.. у тебя, Энди, на роже всегда написано, куда ты целишь...
- Так бы сразу и сказал, что души видишь, - улыбается Энди. - У нас с Ли это не идет, хоть убейся. Хотя классно, наверное - рраз и видишь, куда противник намылился... То-то ты так ловко уворачивался...
Видеть души это не то же самое, что читать мысли. Душа это куча маловнятных, сильных и слабых эмоций, порывов, направлений, а в бою все это только путает дело. Штейн качает головой отрицательно, но не приводит все эти доводы. Старшие обычно злятся, когда начинаешь спорить с ними о вещах, в которых они и сами толком не смыслят.
- Предупреждал бы заранее, - эхом отзывается Ковальски и снова перекидывается в гасило. - Тогда бы и мы целили всерьез. Все веселее было бы.
"Веселее... повеселиться. Они хотели не убивать, а веселиться".
- А можете рассказать - как это примерно ощущается? Ну, резонанс и все такое?
Хотелось задать вопрос солидно и небрежно, а получилось как обычно. То есть стыдно, но непонятно отчего стыдно. Не из-за отсутствия же Оружия - обошелся же он целый учебный год в Академии без Оружия, и дальше бы обходился...
Но тут Штейну повезло. Потому что Мастер Энди Дей уже не имеет сил смеяться и отвечает со всей возможной для него серьезностью, хотя этой серьезности у него в характере с гулькин нос:
- Это как себе новую часть тела отрастить. Все орут, мол, нахрена оно тебе, и что у нормальным такого не положено, живут же люди без хвоста, и с пятью пальцами тоже, и не жалуются... Хотя нет, хвост это фигня. А вот, скажем, два хера в штанах-то окончательно не спрячешь. И как обращаться с таким чудом - тоже хэзэ.
- Встают проблемы, - задумчиво кивает Штейн и все больше убеждается, что проблем ему не надо.
- Тоже мне. Сравнил меня с каким-то пальцем. Я тебе если и палец, то средний! - вставляет свои пять копеек Ковальски.
- Харе гундеть. Встанет или не встанет - это еще одна заморочка, пока наловчишься - все руки себе сотрешь и нервов попортишь, да. Но зато когда уж Оружие что надо, и резонанс попер, и надо вам одного и того же - то пофиг уже, даже если у вас и какие непонятки случались и кое-кто ночью под одеялом колбасу точит и не делится...
- Чё? Ты на кого это намекаешь?
- Я не намекаю, а прямо говорю!..
Между Оружием и Мастером закипает дежурный междусобойчик, а Штейн тем временем сидит на пеньке ровно и обдумывает высказанное. Что-то во всем этом есть. Какая-то очень здравая идея.
Остается только испробовать ее на практике.
+++
После Штейн в ответ на расспросы только хмыкал и прятал за спину пораненные руки. Порезы на пальцах, волдыри и ссадины - забинтовал затем самостоятельно.
Неважно, главное, что эксперимент с самого начала пошел именно так, как и было рассчитано. Повезло с Оружием, этот рыжий, как его там, он завелся с полуоборота, впрямь бензопила, а не коса. Удар силой души его только подзадорил и довел до точки.
Оружия не просто так зовутся. Они...
Никто не говорит этого вслух, никогда.
Оружие - это не титул, не профессия, это внутренняя суть. Это именно холодное, острое и предназначено для убийства нечто, не имеющее ничего общего с человеком снаружи. Оно разумно, но разумом хищной твари. Неважно чего хочет человек, Оружие внутри всегда хочет исполнить свою функцию, хуже или лучше, по разрешению или без оного...
Убить. Сотней разных способов - проколоть, рассечь, раздавить, опрокинуть, удушить, проколоть, разорвать. Получить крови, съесть душу, насытиться.
"Сейчас - немножко. Но тебе же этого мало? Хочешь больше?" - приходится самому резать себе ладонь о лезвие, предлагать. Пусть принюхается, тварь.
Штейн смотрит в глаза своей сегодняшней пары - и видит испуг. И злость, и занесенное лезвие чуть дрогнуло. Один раз, но все-таки.
"Давай же, неужели тебе слабо? Ты же можешь еще!".
Вчуже Штейну думается, что все не так страшно, как выглядит. Когда-нибудь тварь вырастет до чего-то действительно опасного... но сейчас это как кормить с руки не очень дрессированную собаку. Пес может ненароком оттяпать вам пальцы, особенно если его долго не кормить. Или если спровоцировать.
Еще немного крови - пусть распробует, и еще один удар - а что делает собака, если ее оттащить от миски с кормом? Отлично, и ух, как же злится этот дылда, до полной трансформации в Оружие, думает, что этим обезопасил себя от убийства. Хотя очень не прочь, эта дылдоватая вороненой стали коса требует только рук, чтобы повели, а дальше уж пойдет дело.
Оружию нужен Мастер.
Пользуясь моментом, Штейн старается ухватиться за скользкое древко, повести оголовок, сначала оставляя на досках пола глубокую царапину, но затем все-таки оторвать лезвие от пола...
"Этот дурак, этот тяжеленный дурак, им же можно отлично резать. Только вот я пока еще не знаю, как. Интересно попробовать".
Думать о том, что у тебя в руках новенький, прекрасный колюще-режущий инструмент, и что сейчас ты можешь его испробовать в деле - однозначно интереснее, чем думать о крови на ладонях, тяжести, выворачивающей суставы и подкашивающихся коленках. Собственная боль - это скучно.
За столом комиссии кто-то шевелит губами: начали. Да, попробовать разрешили, разрешили разрезать вот этого, что впереди, стоит с безобидным и нетяжелым с виду коротким молотом, да ерунда... нет, не ерунда, не будь дураком, целься лучше.
Какой-то новый голос в голове, чужой, говорит это. Что это? Так надо?
Говорят, во время резонанса именно так и полагается.
+++
Все происходит очень быстро. То есть даже быстрее, чем обычные схватки, которые не затягиваются дольше трех-пяти минут.
Мари поудобнее устраивается в ладони и мягко берет замах. Тут главное же подобраться поближе, пройти вдоль древка этой дурацкой косы и дело сделано, ты ведь можешь, а, Джо?
Буттатаки Джо может, он отвлекается только на то, чтобы ответить: "Конечно, сладкая моя!"
На обращения типа "булочка" Мари, болезненно переживающая свой излишний вес - обижается. То, что этот лишний вес обозначается вовсе нелишними округлостями и вообще приятностью фигуры - это ей Джо доказывает каждый день, но пока, видимо не убедил. Что ж, видимо, придется доказывать еще более рьяно и носить на руках не только вверх по бесконечной лестнице в Академию, а и от самого общежития. В человеческом виде, естественно, носить, маленькую.
Подобраться поближе, пройти под замахом косы и ударить - тоже несложно. Не очень-то сложно... главное, уловить, как этот Штейн ею машет... как-то не так...
- А Штейн ничё так, быстро с Оружием играет, - задумчиво крякает на весь зал Форт Нокс. Ему отчаянно скучно, в комиссию его берут по выслуге лет и для кворума.
С другого конца стола эту реплику парирует... как же звать ее? Нокс еще зеленым кладовщиком при спортзале был, а она уже была диспетчером Академии, эта легендарная женщина.
Ее уже тогда называли Тётенька-у-Стойки. И она сжимает ярко накрашенный рот:
- Думаешь, это он сейчас быстро играет? Это его играет!
То, что проделывает Штейн, больше похоже на попытки в одиночку удержать пожарный рукав при полном напоре воды. Об обороне, не говоря уж о нападении, речи не идет - не выпустить бы из рук, не разорвать бы контакт. А контакт-то нестабильный, пульсирующий, сила хлещет во все стороны.
Точно как из пожарного шланга.
Из-за хаотичности, непредсказуемости движений соваться под этот разнобой боязно - но лучше закончить разом, подбежать быстро. Что Джо и делает.
"Фьюють" - задумчиво присвистывает Спирит и в последний момент изворачивается так, чтобы изменить траекторию лезвия. "Еще б малость - и я б твоего Би Джея оставил без головы. За тобой должок, Маричка".
Почему-то это кажется ему очень смешным. И, оказывается, так легко вспомнить не вовремя вылетевшее из головы имя-прозвище человека. Нужно всего лишь чуть-чуть его не убить. Еще чуть-чуть... Ой.
Еще чуть-чуть - и Штейн получил бы молотом прямо по ребрам. Но чуть-чуть не считается, потому что дурная коса опять дергается, на сей раз всерьез, и Штейн шлепается на задницу, подворачиваясь при этом под ноги набегающего Би Джея.
Мария еще не успевает сообразить, что же случилось - и ненароком цепляется за крестовину Косы, выворачивается из руки, и оба Оружия летят в сторону, на ходу разрывая контакт и оборачиваясь...
Затем Спирит лежит на полу, и ему не то чтобы очень хорошо - когда на тебя шмякнулись с размаху почти шестьдесят кило, это ого-го. Но не так уж и плохо - эти шестьдесят кило имеют бюст. И лежит Мария так, что видно это... да ощущается...ого-ого.
- Эм. А ты ниче так... хорошо бьешься, - считает нужным откомментировать ситуацию Спирит.
- Ой. Я же... ой!
- Только не надо давить коленом. Очень прошу. Давай я лучше тебя аккурат...
- Не трогай меня! - как-то не настолько активно, как могла бы, отбивается Мария и краснеет еще пуще.
- Я же не трогаю, я же только отряхиваю... И усаживаю...
Сцена эта происходит ближе к стене, а посреди зала лежит Буттатаки Джо, неподъемный, как его полное имя:
- Как же так получилось - я и сам не понял. Прошу прощения.
Штейн бы сказал, что он по этому поводу думает, но ему не хватает дыхания. Вышибло начисто набегающими почти восемьюдесятью килограммами веса, такого веселого и непосредственного, что даже вот - даже за то, что попался на бросок... ну, почти продуманный бросок - вот даже за это извиняется. И, что более уместно, наконец-то снимает свои коленки со спины.
- Как-нибудь повторишь эту штуку, только помедленнее, а?
- Оружие подбери, и повторим, - Штейн расправляется и садится. На полу сидится очень хорошо, зачем вставать?
- Да, Мари, ты как? - немедленно отвлекается Би Джей. И кто-то еще что-то громко говорит, и встать получается только со второй попытки и отойти к стеночке. В голове здорово шумит, и ощущение что по тебе пробежался слон. Эксперимент удался?
- Ничья, уф. Зачет, но все равно - чё за дела - это же ясно, что Мария порвала контакт раньше, это все видели...
Он треплется и треплется, смеется, эта Коса, рыжая душа, Спирит, говорит еще какие-то глупости, а затем зачем-то протягивает руку. Штейн не понимает, и прячет ладони - только сейчас они начинают саднить и болеть - поглубже в карманы.
- Купи ботинки себе приличные вместе этих больничных тапок. Не то в следующий раз сыграю тебе по ноге, чучело, - сразу перестает улыбаться Спирит. Таким - темным, жестким, чуть больше похожим на Оружие - так он Штейну больше нравится. Так понятнее.
Удержать клинок, когда тот в нетрезвом виде, оказывается, не так уж и сложно. Нужно просто ухватить за рукав и поволочь. Желательно, в правильном направлении и желательно все же по прямой. Не давать махать руками и отклоняться от траектории и от вертикального положения больше, чем градусов на пятнадцать-двадцать. Хорошо бы заткнуть рот, но на это уже не хватает рук. А так все просто...
- Штейн, вечно ты меня куда-то тащишь. Погоди ты...
- Домой. Домой тащу. Вопросы? - Штейн малость сомневается, правильно ли рассчитал дозу алкоголя на единицу веса. Чем дальше тем больше. Потому что за собой он замечает только сонную расслабленность какую-то, и еще - небывалую ясность в мыслях. Сразу ясно, что делать, и как быть. Причины будто сами собой укладываются в логические цепочки и приводят неопровержимым выводам. Все очень просто, даже еще проще, чем он думал, только...
- Вопросы? Никаких, - мотает головой Спирит, веселый и небывало активный. У него, похоже, если и были какие мысли, то их вышибло напрочь.
"Отравление. Алкогольное отравление. Организм реагирует на яд отключением или ослаблением второстепенных систем, зато жизненно важные инициирует. Кратковременно. Попытка приспособится. Занят..."
- Тогда возьми меня на ручки!
"Оппа. Про то, что в виде Оружия тащить значительно удобнее, я не и подумал. И да - что это за " на ручки"? Что это вообще за формулировка? Какое-то пьяное...".
До слова "сюсюкание" Штейн в своих размышлениях дойти не успевает. Слишком много приходит на ум более обычных, повседневных вариантов типа: "бред", "отравление", "еще один способ меня приколоть, и я опять в упор не понимаю, где же тут спрятана булавка".
- Франкен! Алле! Отключай режим ручного тормоза!
"...Или у меня просто настолько дурное Оружие, что ему все равно с кем обниматься. Чисто от перепою либо от восторга..."
- Епрст, Штейн!
- Что тебе опять не так? - вяловато интересуется Штейн. Только что ведущим был он, а теперь, напротив - Албарн его куда-то волочит. Тоже за рукав.
- Все, сейчас нам все будет не так! Юми! Староста прямо по курсу!
- А. А кто это?
- Черная такая, глазастая, японочка в очках...
- Не, не помню.
- Староста, староста группы! - Албарн, теряя терпение, дергает рукой, шов на рукаве у Штейна чуть расходится. - Она еще поймала тебя, когда ты кошку вахтерши из ихнего общежития вскрывать собрался, ну!
- А. И что?
- То. Дуем отсюда. В ритме вальса.
- Зачем?
- Это же Юми. У нее глаз-алмаз. А как тебя качает - даже я вижу.
- Ты сам качаешься. А я нет. И вообще...
Для логических выкладок Штейн явно выбрал не то время и место. Улица узкая, глухая, ни вправо ни влево, спереди уже хорошо видно, как белеет в потемках накрахмаленная до стальной жесткости блузка Азусы Юми.
И в это время оба - и Штейн, и Спирит - вздрагивают и оборачиваются:
- Детки, у вас проблемы, - широко, по-акульи, улыбается Ли Ковальски, - а ну-ка, пойдем-ка, пойдем отсюда...
И, бесцеремонно приобняв за плечи, придает паре Мастер-Оружие направление. Туда, откуда только что вынырнул сам: к неприметной дверце, с вывеской, освещенной парой пыльных лампочек.
- А может, не надо? - пытается упереться Спирит.
- Ты чё? Ни разу тут не был? Тогда тем более надо! - Ковальски хоть и коренаст, но под его дружеским похлопыванием Спирит чуть приседает.
- Ну... все как-то было некогда... то да се. И разве туда можно со...
- С твоим-то паразитом? Можно! Он у тебя еще маленький.
"Ржавый зуб" - успевает прочитать Штейн, прежде чем его вталкивают на узкую темную лесенку, ведущую в подвал, и дверь за спиной захлопывается.
+++
- То-то я смотрю, вы оба уже тепленькие!
- Где успели?
- Сколько-сколько, говоришь, душ за месяц? А не лопнешь?
- Еще две порции!
Весь этот шумок смешивается с сырым запахом пива, с просачивающейся из какого-то угла музыкой , с клубами сигаретного дыма в какую-то сладковато-мутную смесь. Обрывки, кусочки, фрагменты то показываются, то исчезают в этом тумане.
Единственное, что ясно видно Штейну: здесь было бы крайне неудачное место для драки. Опорные столбы, хаотично расположенные несущие стены, проемы и перегородки образуют лабиринт. Но пространство не замыкается, а, напротив, открывается множеством ходов, площадок, проемов. Из их глубины посматривает внимательная темнота, молча намекающая, что она размерами больше, чем сумрак какого-нибудь погребка или даже подвального помещения под всем зданием.
Гирлянды подмигивающих лампочек, оплетающих стены на манер паутины, остров света над круглой танцплощадкой, образованный прожекторами под низким потолком - отрезают от темноты куски, но не кромсают ее насквозь. Тени от разномастных стульев переплетаются на полу, ползут в углы, где чувствуются затаившиеся в засаде диваны с обивкой, протертой до нитяной основы. Это старье, с которым не церемонятся, прилично, скорее, лавке старьевщика и еще больше усложняет картину. Можно не заблудиться в лесу, не сбиться с дороги в пустыне, но выбраться из дремучего барахла невозможно.
Даже зеркало за стойкой неправильное - большое, не закрытое никакими полками и бутылками - несмотря на обрамление из неонового шнура, в зеркале отражаются лишь тьма и дым.
А еще в зеркале отражаются гротескно-белые перчатки бармена, одетого в черный балахон и маску.
- Правда, похоже на Самого, правда? - хихикают Штейну на ухо тонким голоском.
Волосы, увязанные в два хвостика, форменная юбка в складочку, пахнет клубничной жевательной резинкой. Не намного старше самого Штейна эта девчонка, она шумно цедит через что-то через трубочку - ядовито-розовый запах искусственного сиропа, пузырьки минеральной воды, если ее в стакане и есть спиртное, то с наперсток.
Мозгов и того меньше, делает вывод Штейн, и вслух поясняет:
- Совершенно непохож. Хотя бы потому, что у Смерти души не видно. Не то что у этого... клоуна.
В ответ девочка хлопает глазами, вежливо прикрывает улыбку растопыренной ладошкой. Пальцы тонкие и длинные, на секунду обкусанные ногти оборачиваются загнутыми по-кошачьи стальными наконечниками, складки юбки расправляются широкими пластинами с шуршащим звуком.
Нет. Нет-нет, и Штейн мотает головой. То, что он только что увидел - это только душа. А то, что видели все - только лишь ладошка и улыбка. Правда...
- Эй-эй, да ты, смотрю, уже разошелся. Только я отвернулся - и уже девчонок клеишь.
Стойка под ладонью холодная, полированного мрамора, как новенькая могильная плита. Но и она, кажется, чуть дрогнула и прогнулась, когда на нее шмякнул пивную кружку Ковальски. Он подтаскивает стул, говорит, точнее, орет, перебивая близкий магнитофон:
- Мне еще пинту! И клубничного дайкири порцию! Клубничный, не вишневый, я все помню, так, Тэсси?
Также тут явно неладно со звуком. Что-то утвердительное от сидящей совсем рядом девочки слышится как будто издалека, а слова Ковальски плывут и расслаиваются на более громкие и более тихие, слышные только Штейну:
- Потише, ты, не отсвечивай. Еще раз такое отмочишь - получишь по заднице. Тут не такое место, чтобы смотреть, понял?
Штейн на всякий случай кивает и чуть скашивает глаза в тот угол, откуда доносится заливистый смех, знакомые выкрики. Ковальски замечает:
- Напарник у тебя - хорошей ковки. Цени свою удачу, мелкий.
- Просто класс! - отвечает кто-то, но неясно, неясно, слова теряются, расплываются окончательно, а Штейн моргает и наконец-то видит хоть и не всю картинку целиком, но ему хватает. Чтобы чуть-чуть не свалиться со слишком высокого барного стула, и чтобы ухватиться за мгновенно ставшую скользкой под вспотевшими ладонями стойку.
Легко сказать "не смотри". Не то чтобы от увиденного становилось очень уж жутко. Просто теперь понятно, например, почему тут полы и стены облицованы камнем, и почему стойка тут такая монументальная. Хотя бы затем, чтобы эта девочка - точнее, то, что выглядит, как девочка - не разрубила что-нибудь ненароком, когда начнет разворачивать свои пластины боевой веер с острой режущей кромкой и крючьями на конце каждой из пластин.
Теперь понятно, что мебель тут надолго не задерживается - делает вывод Штейн и отпускает судорожно сжатый в руке стакан. Расслабляется, насколько вообще можно расслабиться, находясь, скажем...
В террариуме - вот подходящий аналог.
Вокруг много хвостов, когтей, шипов. Наконечников, режущих кромок, тяжелых наверший. Боевой стали, задеть которую было бы так же неосмотрительно, как дергать за хвост мурену.
И зубов, конечно же, вокруг полно зубов. Пусть даже обретающимся здесь Оружиям - старым, молодым, и новичкам, и ветеранам, всем - полагается подпитываться только порченными душами, но как-то этот нюанс не кажется в данной обстановке первостепенным.
Не глядя, Штейн допивает то, что у него в стакане залпом. Галлюцинации - а он умеет отличать их - вообще довольно противны, но их можно пересидеть. И отсортировать. Например, полустертые даты и имена на плитах пола, отличные были надгробия когда-то - это настоящее. А вот просачивающаяся в щели между ними свежая кровь - уже глюк.
- Мне так повезло, - говорит кто-то
- А то! Только тебя не дозовешься! - слева налетает что-то рыжее, чуть не падает, но удерживает равновесие. - Давай, дуй к нам!
Из темного угла улыбается два очень белых, очень острых комплекта зубов.
- Вряд ли. Это вряд ли, - отвечает кто-то, кто не имеет сил сопротивляться. Когда его сгребают и тащат, взяв на закорки, с улюлюканием - этот кто-то даже рад. Ведь в такое кровавое месиво, что на полу - в него невозможно просто ступить, не то чтобы ходить по нему.
- Да, Спирит, я непременно куплю себе самые крепкие ботинки, какие найду. Никаких больше больничных тапочек, - бормочет Штейн.
- А? Что ты сказал? Я плохо услышала! - изворачивается темное под его головой и оказывается Марией, точнее, ее черной юбкой. - А... ты.
- Я, - оказывается, очень трудно это сказать, когда тебя скинули, как ветошь, на диван, ноги где-то высоко и свисают, видимо, за быльце, а чтобы подняться, нужно сначала ухватиться за что-то, что оказывается чьей-то коленкой, и только затем стукнуться о край столешницы, и признать свое поражение в борьбе с гравитацией.
- Ну, раз ты... Лежи, не вставай. Иначе тебя тут на клочки разорвут, - подмигивает Мари откуда-то сверху. - Такой ты сегодня лапочка.
"Скорее уж будут отъедать по кусочку". В руке у Марии ложка, в другой - целый стакан чего-то то ли мороженого, то ли взбитого, то ли...
- Сметана, - объясняет она кому-то там, по ту сторону стола. - здесь, на западе, не слышали о такой простой вещи! Только здесь ее и можно достать. Это ужасно!
- Прекрасно, - слышится со стороны бара. - Прекрасно, что в "Ржаке" есть все! Выпьем!
- Новички называют это заведение "Зуб". А те, кто успел заработать пару зазубрин - "Ржака". А истина...
- Истина где-то в том, что здесь есть закуска на любой вкус и зуб.
"Кроме самой нужной" - понимает Штейн. - "Кроме самой нужной для таких, как они". Мысль кружится в его голове одуревшей от света ночной бабочкой, бьется о стекла прожекторов. Пусть ее. Быть засушенной и приколотой на булавку в коллекции фактов и наблюдений она не годится.
Пережитый приступ паники уже идет на спад. И, раз уж встать не получается, то остается только устроиться поудобнее и смотреть.
+++
Штейн привык, что не все, что он видит и слышит, происходит на самом деле. Так уж он устроен, ничего не поделаешь.
А мир устроен так, что не все, что происходит, видится в правильном свете. Так что в этом смысле...
- Счет один-один! Продолжаем?
- Продолжаем.
Слышится звон стекла: сначала короткое звякание, а почти сразу затем - как разлетается толстый стакан взребезги. Из темноты шагает в круг света Ковальски, в руках он вертит полстопки виски.
То есть натурально полстопки - на дне еще что-то плещется, а верх у посудины срезан наискось. Ковальски медленно, опасаясь порезаться, допивает и оборачиватся:
- Опять ты меня сделала! Тэсс, ну где твоя совесть?
- Там же, где и твой Мастер - проветриться ушла. Проиграл-проиграл! Плати теперь!
- Плати! Как договорились! Игра до первого разбитого! - нестройный гул голосов из разных углов поддерживает девчонку, и Ковальски разводит руками:
- Лааадно, уговор дороже денег. Кому что ставить?
- Кому что, а мне водички, - это слышно только Штейну. И вроде бы именно Штейну надо на это как-то реагировать, потому как нехорошо, когда твое Оружие уже даже подняться с пола не может...
- Ой, кто это? - Марию кто-то только что ухватил за лодыжку, от неожиданности она взмахивает руками, со стола на пол летит что-то полное, а затем из-под столешницы показывается изрядно намокший Спирит:
- За водичку спасибо! Хорошо, что стакан мимо пролетел, - встряхивается, с трудом выпрямляется, уплывает куда-то в сторону. Руки вытянуты перед собой, он явно ни черта не видит и бормочет:
- Женский - это налево или направо? Нет, не может быть, чтобы женский направо. Значит? Значит мне налево, что ли?
- Проводить его бы, он же не дойдет.
- Не надо. По-любому не промахнется, - Штейн в самом деле так считает. А еще считает, что лучше пусть Мария сидит так, как сейчас, и не ерзает, от этого неудобно. Удобно - лежать так головой на ее колене. Не вмешиваться в происходящее вокруг, не трогать, ведь тогда неважно - кажется ли тебе то, что ты видишь, слышишь. Если просто наблюдать, то реальность вообще неважна. Тем более, что, кажется, снова накрывает.
Сначала понемногу: свет становится чуть более звенящим, темнота - более вязкой. Но хорошо видно, как за столиком напротив кто-то с чавканием глодает женскую шею. Или все-таки целует?
Но это детали, главное в том, что из темноты выносит- смотрим внимательно - Азусу Юми. В одной руке у нее роняет пену бокал пива, а в другой покачивается поставленная на ладонь тарелка, в которой перекатываются несколько миниатюрных соленых огурцов. Несмотря на танцующих, несмотря на ботинки на высоченной платформе - смотрите, она несет себя и свою выпивку-закуску вполне непринужденно.
Даже если это глюк, то с идеальным чувством равновесия. И она уже почти пересекла танцпол, но вдруг останавливается на месте, отступает на шаг.
Чертовски вовремя, потому что перед ней, как лист перед травой, возникает Спирит. Его ведет то в одну, то в другую сторону, но вид уже куда как пободрее. Радостным голосом он провозглашает:
- Проблевался! Хорошо-то как! - и только затем замечает Юми, меняется в лице: - Ой. Еще нехорошо. Мне разные штуки мерещатся. Пойду-ка я обратно...
И, прежде чем староста успевает вообще что-либо сделать, сказать, или просто поправить очки с многозначительным видом, хотя как бы она поправила очки, раз руки заняты - Албарн круто разворачивается и ныряет обратно в темноту.
- Здесь... здесь есть свободный столик? - наконец-то находится со словами Азуса.
- Есть, есть, сюда! - машет Мари.
"Конечно, места для глюков всегда зарезервированы" - думает Штейн, устраивается еще удобнее и засыпает.
(продолжение следует. Примечания и бонусы к тексту- в комментариях)
@темы: Soul Eater
-
-
16.05.2012 в 10:32