So, put on a happy face. Let's make this pleasant ©
Название: 28 дней спустя
Бета: another_voice
Размер: мини, 3000 слов
Пейринг/Персонажи: "Дикие Гуси" (список уцелевшихПитер Банди, Бланко "Мавр" Бенце, Владислав Дубчек, Финч), Бернадотте (потусторонне), Айлендз, Серас, Интеграл, ОМП
Категория: джен
Жанр: бытовуха, постканон
Рейтинг: PG-13 (за что?за пару нецензурных и подползающие останки, а также разруху в клозетах и головах)
Предупреждения: Кто умер, тот умер
Краткое содержание: Шоу маст гоу он, как говорится. Пусть даже и на руинах столицы Британского Королевства.
Ацетон растворяет пенопласт очень славно и быстро, вас не предупреждали? Если нет, тогда хозяйке на заметку: от почти трехлитровой банки, засыпанной доверху искрошенной упаковкой из-под телевизора, стакан ацетона оставляет только лужицу мутновато-белой взвеси. Впридачу еще и слишком жидкой.
Так что продолжайте крошить пенопласт, крошить и встряхивать банку, крошить и встряхивать, пока смесь не достигнет консистенции сиропа.
За эту кулинарию в организации "Хеллсинг" принялись с утра пораньше не от хорошей жизни. Вообще хорошая жизнь начиналась сейчас где-то в радиусе миль пятидесяти от Лондона, а то и дальше. Лучше, конечно, вообще по ту сторону пролива, во Франции или в Бельгии, там совершенно райские кущи.
Во все ближайшие райские кущи нынче ужесточившийся иммиграционный контроль и санпосты. Ибо англичанам сейчас не рады нигде. Свалить можно разве что в Штаты, хотя жизнь у них сейчас там тоже далеко не сахарная.
Банка заботливо установлена на газетку. На газетке — заголовок: "Юго-восточная Коалиция США объявляет о нелигитимности выборов Президента. Ожидает ли Америку новая война Севера и Юга?".
— Несомненно, ожидает. К гадалке не ходи. После того, как у них сожрали президента — все пошло к чертям, — расклад ясен даже Бенце, которому всегда было плевать на политику.
Такого же мнения и сержант Дуган — тот самый, который вчера газетку принес. Американец, из миссии взаимопомощи, их прислали роту — снайпера, в основном. Неплохие ребята, знающие после Вашингтона, что к чему, но…
Но на организацию "Хеллсинг" они смотрят как на умалишенных, и на предложение остаться переночевать сержант ответил вежливым отказом. Мол, устав, поверка на базе с утра и все такое.
У американцев — стальной периметр в самом центре Лондона, почти у самых развалин сгоревшего Парламента. Тройной круг колючей проволоки, пулеметные гнезда, на каждой крыше сидит "кукушка" вроде того же Дугана и внимательно смотрит в свою дорогущую оптику. Враг не пройдет!
— На месте командования я бы не был столь уверен, — так откомментировал это вчера сэр Хью Айлендз. Впрочем, откомментировал уже после ухода американца.
— На их месте я бы нас уже депортировал. В ближайший сумасшедший дом, — отозвался на это Бенце, никакой не сэр и вообще не гражданин этой говенной страны Англии.
Организация "Хеллсинг" теперь вся помещается в стандартной армейской палатке посреди летного поля аэродрома Хитроу. Функционирует только одна летная полоса, но аэропорт есть объект стратегический и подлежит охране. Патрулируют его — регулярно цапаясь из-за полномочий, соподчинения и согласованности действий — как внутренние войска, так и "голубые каски" из миротворческой миссии ООН.
"Хеллсинг", слава богу, не подотчетны ни тем, ни другим. И поэтому можно хоть каждое утро садиться на маленький "джип" и катить хоть в Гайд-Парк, хоть в госпиталь св. Варфоломея. На здоровье. Пропустить. Только, ребят, будьте поосторожнее там: американцы могут и не разобрать где кто, примут ненароком за мародеров, да и пристрелят за милую душу.
— Пусть лучше за свою жопу поберегутся, — ворчит Бланко, но уже потом, когда они покидают периметр.
— Нам всем надо поберечь свои зады, — в тон отзывается Дубчек и дает газу. По Лондону нынче можно разъезжать с любой скоростью, какая только в голову тебе взбредет. Основные улицы очищены от пустых легковушек танками, но вот на более узких нужно быть поосторожнее. Застрянешь в перегороженном горелым железом тупичке — вот тут-то тебя и накроют, амба.
Все дееспособные бойцы "Хеллсинга" это знают. Все два человека, которые все же предупреждениям вняли и поспешили нанести визит вежливости на американскую базу. Там о них теперь отзываются: "эта пара безумных англичашек". "Англичашкам" это лестно, что поляку Дубчеку, что Бенце, который по паспорту бельгиец, по месту рождения француз, а бабка по матери у него румынская цыганка, и потому — если верить самому Бенце — у него особое чутье на нацистских упырей и резоны поквитаться тоже есть.
Дубчек же считает на пальцах: из страны все равно гражданских не выпускают, это раз, расторгнуть контракт досрочно означает остаться без основной суммы, это два, так смысл сидеть без штанов в лагере беженцев и ждать послабления карантинного режима? И ради чего? Чтобы вернуться в родное местечко к семье? Ну, проесть полученный аванс, и что дальше?
— Ты полный крейзи, — чуть не крутит пальцем у виска Дуган. — Как будто нет другой работы этом вашем…
— Ага. В "этом нашем" находится, между прочим, крупнейшая фабрика "этой вашей" ИКЕИ, слышал про такую? — демонстративно обижается Дубчек. — У меня там и брат, сват, все. Даже жена. В цеху набивки чехлов. И ничего смешного, да. Весь город там работает, если не на сборке, то на доставке. И я бы работал, если бы вовремя не сделал ноги.
— Сюда. — Дуган качает головой и замалчивает остаток фразы. Что-нибудь вроде: "Где тебе голову отъедят не сегодня так завтра". Или "Нет предела жадности наемников". Бенце и Дубчек переглядываются:
— Ну мы тогда… того. Не будем засиживаться.
Осадочек после этой беседы остается, да, но теперь их у американцев узнают и маленькому "джипу" отныне ничего сверху не грозит. По крайней мере, по части выстрелов.
Летающей же нечисти все равно, какого ты звания и гражданства.
В госпиталь они ездят проведать дока Финча — контузия после взрыва тяжелая, врачи говорят — слух так полностью и не восстановится, в общем, плохо дело. Чуть лучше дело с начальницей, ее уже поставили на ноги и, говорят, скоро выпишут. С головными болями, приступами головокружения и тошнотой, но выпишут.
Ходить можешь — значит, оклемался, освобождай койко-место. Такой в теперь в лондонских больницах порядок. Не хватает лекарств, людей, патронов, ресурсов…
— Передайте госпоже Интеграл пожелания скорейшего выздоровления, — временный глава организации, сэр Айлендз, сохранял спокойствие и держался. Глубокий старик, он упорно настаивал на том, что он именно "временный глава", до тех пор, пока не выпишут сэра Хеллсинг, до тех пор, пока не очистят Лондон от этой мрази, до тех пор…
Короче, до тех пор ему сложить полномочия и помереть спокойно было просто нельзя. Еще более впечатляло то, что сэр, титулованный рыцарь круглого Стола и бла-бла-бла добровольно согласился вести казарменную жизнь наравне с подчиненными. Возможно, дело было в безопасности, а возможно, и в другом:
— Поверьте, если бы я слепо верил в эффективность огнестрельного оружия против нежити — я бы не дожил до своих лет, — так отвечал Айлендз на прямой вопрос, почему бы ему не подыскать более теплого и куда более комфортабельного местечка в лагере беженцев, организованном американцами. — Дело не в калибрах, дело в людях. И эффективности организации.
Насчет эффективности — да, старик был абсолютно прав. Стратегии, тактики, гонка вооружений, опыт войн больших и малых — все это было выработано людьми, для людей, и против людей же.
Но не против нежити. Упырей, которых для полного уничтожения требовалось изрешетить до состояния фарша, а ведь это было еще самое простое — упыри.
За тот месяц, что прошел со времен Лондонской Резни, человечество узнало о нежити гораздо больше, чем хотелось бы. Разнообразные вампиры, как древние, так и молодые, умертвия, боггарты — вся эта угрюмая мерзость потянулась к умирающему многомиллионному городу полакомиться. На каждую тварь действовали свои ухватки: травы, заклинания, заговоры.
Но какие травы зимой? Какие, к черту, заговоры, тем более что если перепутаешь — слово, или, не дай боже, сорт лезущей на тебя погани — то ты с гарантией покойник?
Холодное железо не любили почти все, равно как и серебро, но серебро было не достать днем с огнем, ни за какие деньги. Однажды Дубчек и Бенце рискнули-таки взяться мародерствовать, благо мест было не счесть: зайди в любую церковь — и пожалуйста. Люди в последний момент тянулись именно к церквям, где чаще всего и попадали в ловушку. Замкнутое пространство, закрытые двери, узкие окна. И трупы вповалку.
Почти с каждого — цепочка, серьги. Нательные кресты. Скинуть все в купель, налить воды, в Вестминстере где-нибудь освятить. Нет, не в Вестминстере. Ну хорошо, в какой-нибудь часовенке Сохо все это организовать и уж туда притащить этого безумного, окончательно тронувшегося умом священника, как бишь его… отец Браун?
Отец Браун — это история отдельная. Неизвестно, как и где он пережил памятную ночь и неделю после, когда упыри кусали редких выживших горожан, и те превращались в упырей же, и кордоны расстреливали все живое, что пыталось выбраться из городской черты на проселок.
Но факт остается фактом: нашли его в одном склепчике, в обнимку с помповым ружьем. Чуть было не застрелили, приняв за упыря: человек в рванье тянул к солдатам костлявые руки и трясся, как в лихорадке. А затем спросил вполне нормальным голосом: "Сын мой, позволишь ли ты освятить твою винтовку?".
Несомненно, что отец Браун тронулся умом, если не из-за вампиров-нацистов, так из-за католических рыцарей уж точно. Один такой рыцарь, кстати, живой-здоровый, без кисти руки только, служит теперь службы в том же Вестминстере. Говорят, отрезал себе руку сам, когда упырь ему латную перчатку прокусил. Говорят, хорошо службы служит, душевно.
Но нести краденое серебро туда — себе дороже. Мародеров нынче вешают, потому как расстреливать дорого.
— Вспомнили старое доброе английское уголовное право. Думаю, тауэрские вороны не будут возражать против возрождения традиций, — хмыкнул на это Айлендз и нахохлился. Тауэрские вороны нынче выглядели намного здоровее его — и много жизнерадостнее.
И уж куда радостнее, чем вернувшиеся ни с чем после набега за серебром наемники. В детали они не вдавались, поэтому осталось неясно, почему затея сорвалась. То ли в конце концов оба вспомнили о спасении души, то ли струхнули ходить к отцу Брауну — этот ненормальный обосновался в центре Сохо, в самом обычном доме, в котором распятьями увесил все стены от пола до потолка. На случай, если слово Божье окажется недостаточно вразумительно — держал несколько ружей, патроны для них. Запас консервов еще — итого: полная автономность. Консервами, кстати, его обеспечивала суеверная же солдатня, что американцы, что с материка, что местные. Подкидывали банку-другую, а то и целый ящик под дверь. Эдакие требы — за здравие. А не повезет — так за упокой души. А общем, на удачу.
***
— А она мне охренеть как понадобится, — вздыхает Питер Банди и снова встряхивает банку.
Позитивный настрой, оно, конечно, важно. Что еще остается, когда из-за сломанной руки приходится сидеть "на базе", в палатке то есть, целый день безвылазно?
Из-за вынужденного бездействия, а также во времена нужды рождаются всякие гениальные решения. Такое, например: "Мужики, а что, если я вам его сварю? Все же ингредиенты есть, а то с базы же хрен когда выпишут".
Оно, конечно, идея хорошая. Варить умел Джокер, упокой господь душу этого чертяки, варить, говорят, умел командир Бернадотте… На все в отряде были свои умельцы, а теперь остается только учиться обходиться своими силами. С официального одобрения Айлендза. И, конечно, без напутствия от Дубчека не обошлось: "Смотри, сигаретку-то притушить не забудь".
Тоже ведь, оптимист. Тем не менее поляк умудрился раздобыть и бензина в количестве достаточном, и специально сгонял машину на какой-то не до конца разграбленный склад стройматериалов, за пенопластом и ацетоном — в общем, поддержал затею не словом, а делом.
"А если не выгорит дело — то что ж. Будет у нас отличная зажигательная смесь для барбекю тогда".
Это так Питер себя утешает. А что еще остается делать, если сэр Хью ночами сидит над заявлениями, списками, прошениями, гробит зрение, а дни проводит на совещаниях в бесконечных комиссиях, комитетах, заседаниях. Как практически единственный компетентный консультант, разбирающийся в теории и практике борьбы с нечистью. Такой ценный для короны человек, такая важная деятельность, и да-да, патроны и боеприпасы будут выделены вам в первую очередь, не позднее будущей недели… двух… не более трех! Но вы сами знаете, как сложно сейчас с поставками оружия и как взвинтили цены производители! Не говоря уж о ценах на горючее!
Айлендз сухо кивает. Желает всяческих успехов и прощается. И в следующую ночь снова — заявления, списки, переписка с уцелевшими друзьями, недругами, письма с просьбами, требованиями, угрозами. Оружие, патроны, техника, топливо. Полномочия.
За это тоже сейчас приходится драться. Драться. Драться. Зачем?
Никто в палатке на краю летного поля не задается этим дурацким вопросом. Всем и так все ясно. Шоу, как пел один давным-давно покойник, маст гоу он. Люди должны жить, а монстров должно убивать, и организация "Хеллсинг" этим занимается. Пусть мир вокруг сходит с ума над вопросами, кто виноват и как под шумок заработать на общей беде, но… Кто-то же должен и дело делать.
Поэтому сейчас Бенце и Дубчек рискуют головами. Ну, и ради денег, конечно же. Которые еще неизвестно когда заплатят, и неизвестно, что делать с этими деньгами, потому что курс доллара полетел к чертям в сортир с английским фунтом вместе…
Прежде чем стать наемником, Питер Бенди всерьез хотел стать экономистом. Но не срослось. Так что теперь он ждет, когда же срастется рука, а здоровой он еще в состоянии сыпать и размешивать…
— Напалм? Зря. Говорил же тебе — термит жжет однозначно лучше.
…и не вздрагивать, когда твой командир разговаривает с тобой девчачьим голосом.
Командир Бернадотте, понятное дело. Который теперь есть только в списке покойников, а еще — что-то от него есть в этой маленькой девочке с большим гранатометом в руках.
Виктория теперь днем все чаще спит в ящике из-под этого самого гранатомета. По вечерам — наведывается к сэру Интегре, иногда обсуждает что-то с сэром Хью. Ходит вместе с наемниками на зачистки по ночам. Но в некоторые ночи хорошая девочка Виктория исчезает. Возвращается в предрассветных сумерках, и это вроде как нормально.
Немного нервирует то, что она далеко не всегда на эти свои прогулки берет с собой оружие. Ну, беспокойно за нее все-таки.
И еще чуть-чуть беспокойно, когда говорит не она:
— Алюминия лениво настрогать, а? Ну-ка, дай посмотреть, что ты тут нахимичил… Впрочем, ладно. Не должно расслоиться.
Говорит, кривя рот, как будто только что прикурила сигаретку. Покачивается на каблуках сапог. Закидывает за плечо что-то, как будто на ней невидимый шарф, а, нет, не шарф. Коса, длинная коса.
По идее, если такая пигалица начинает изображать тертого мужика, должно быть смешно.
Только вот получается довольно жутенько. Даже после месяца в Лондоне — горелые трупы, упыри, вампиры, складские интенданты — очень и очень даже пробирает.
— …с бензином хотите мешать? А дохрена ли у вас бензина? Можно ведь и на солярке…
Банди кивает, что да, можно на солярке пополам с гудроном, и работать будет как надо. Все верно, командир. Первую партию разлить по бутылкам и отдать на боевые испытания. Будет сделано.
Затем девочка Серас смаргивает и чуть брезгливо морщится. И ясно, что теперь уже она это она, а вовсе не командир. И в самодельном напалме она не смыслит ни черта, и спешит уйти от яркого света и резкой вони ацетона и бензина.
Видимо, сама не очень любит эти "не свои" проявления.
А еще среди наемников есть мнение, что их милая девочка не только нечисть по ночам гробит, но и подпитывается помаленьку. Иначе откуда ей знать толк в штабных картах, над которыми они с Айлендзом по ночами корпят?
Бенце, узнав про карты, помрачнел:
— Помнишь того мужика, из ожогового, пару дней назад? Ну, ни рук, ни глаз? Ему еще сэр велела всю свою недельную дозу обезболивающих отдать…
— Я бы тоже отдал, только бы перестал вопить.
— Не о том речь. С нами тогда девочка была.
— Ну и что?
— То. Приехали в больницу назавтра — и тишь да гладь.
— Преставился, — излишне обстоятельно вставил Дубчек.
— Ну и что. Ему же лучше.
— Ага. Всем лучше. Я потом уточнил, что это был за кадр. Королевских ее величества войск командир разведотряда. В звании… вот не помню, как это на наши…
— Да и неважно.
"Интересно, если она подпитается каким-нибудь сапером — будет понимать в минировании, так?" — что-то в этом роде подумали все трое, но промолчали.
А назавтра погрузили ящик плотно укупоренных бутылок и поехали с Серас в ночь на кладбище. Работать.
***
Кладбище было ни черта не старое и даже не новое, а наиновейшее. То есть бывший песчаный карьер. Трупы туда свалили, бульдозер проехался по краю, смахнул песка, типа как прикопал. Так в первые дни хоронили, особенно ошметки если, которые опознанию не подлежат.
Если верить наводке — на кладбище что-то такое шевелилось. Ближе наводчик приближаться не рискнул, да и не его это дело. Ну, и поехали.
Поставили машину на край, светанули прожектором.
— Это у них называется "шевелится"? — выдохнул Бенце.
— Ага. Целая дискотека, — Дубчек оглянулся: — Виктория? Может, пойдешь-ка. Мы тут сами.
Из темноты в ответ подмигнули два красных глаза и взмахнула пара мощных крыльев. Вампирша себя упрашивать не заставляла, и, честно говоря, это было даже приятно.
— Ин ладно, — Дубчек пошел за ящиком. — Вот и проверим, как будет гореть.
— Грабли бы сюда.
— Грабли ему! Лопатой активнее работать будешь.
— Тоже мне, — сморщился Бенце. — Не забудь шнурки завязать, чтобы не было как в прошлый ра… Чего это у тебя?
— Рыбацкие сапоги. И ты переобувайся. Чтобы не как в прошлый раз.
И начали спускаться в карьер, на дне которого песок шевелился, и что-то ползло, и что-то торча…
— А, бля! — Бенце взмахнул лопатой и ткнул ее себе под ноги. Когтистая черная рука, хватанувшая его за сапог, с неохотой отделилась и закопошилась, стремясь прикопаться обратно в песок.
— Ручки кверху? Ну, с почином.
В первые дни еще не все знали, что неопознанные ошметки надо жечь и затем пепел еще раз сжечь. Не знали, что руки-ноги и, что самое неприятное, отделенные от тела головы упырей очень даже не прочь поразмяться. Далеко не уползают и не укатываются, но…
— Сколько же их тут, паразитов?
— Давай-давай, лей. На шашлык хватит.
На то, чтобы сгрести все в кучу и облить, уходит время. Конечно, лучше бы баллон из-под огнемета бы и распылить, да где ж его взять?
— Дефицит!
Ошметки можно и днем обработать, но с другой стороны, в потемках оно как-то… хоть и воняет препакостно, но хоть глаз не режет.
Под сапогами хлюпает и похрустывает. Скребется и стремится прокусить резину. Откапывается полтрупа, но на него патроны тратить зачем? Лопата ведь есть.
А под конец, запыхавшиеся, замахавшиеся, провонявшие бензином и мертвечиной, выбираются к машине. Сваливают в кузов лопаты, закуривают. И одну спичку — вниз.
Вспыхивает весело и высоко, ясно и жарко. Что-то вопит, что-то корчится, что-то хочет уползти, но уж больно склон крутой.
— Ну че? Поехали. Шабаш на сегодня.
— Шабаш. Только давай в Гайд-Парк заедем, а?
— Что? Опять? У тебя, случаем, габровцев в родственниках не было?
— Габрово не в Польше, — отмахивается Дубчек. — И я не жадный. Сам же меня поблагодаришь потом.
— Если будет это самое "потом"!
— Ну, зима тут теплая, так почему бы и нет? Ну, может, капуста померзнет, а вот картошка… Надо будет проверить, как там морковка. Вроде как что-то проклюнулось.
— Газон засиян, — ржет в темноте Бенце и дает по газам. В Гайд-Парке у Дубчека целый парник, и грядка, и будка с инструментом — лопаты чистые, в мертвечине не измазанные. Может, и вправду что-нибудь взойдет.
Когда в Вестминстере отец Луиджи крестится правой, уцелевшей, рукой и дергает за веревку колокола, призывая к заутреней — в Хитроу Серас захлопывает деревянную крышку ящика и засыпает мгновенно, без сновидений.
Сэр Хью Айлендз этого стука не слышит — спит, как и уснул, головой в стол. Проснется через полчаса, потирая переносицу и поясницу. А затем уже прозвучит сирена общей побудки по лагерю, и Дубчек будет тому даже рад: ему уже которую ночь снятся кошмары.
Про то, что он стоит на линии сборки и должен выполнить норму тридцать диванов в день, иначе не видать ему надбавки к зарплате.
Бета: another_voice
Размер: мини, 3000 слов
Пейринг/Персонажи: "Дикие Гуси" (список уцелевшихПитер Банди, Бланко "Мавр" Бенце, Владислав Дубчек, Финч), Бернадотте (потусторонне), Айлендз, Серас, Интеграл, ОМП
Категория: джен
Жанр: бытовуха, постканон
Рейтинг: PG-13 (за что?за пару нецензурных и подползающие останки, а также разруху в клозетах и головах)
Предупреждения: Кто умер, тот умер
Краткое содержание: Шоу маст гоу он, как говорится. Пусть даже и на руинах столицы Британского Королевства.
Читать? Читать!
Ацетон растворяет пенопласт очень славно и быстро, вас не предупреждали? Если нет, тогда хозяйке на заметку: от почти трехлитровой банки, засыпанной доверху искрошенной упаковкой из-под телевизора, стакан ацетона оставляет только лужицу мутновато-белой взвеси. Впридачу еще и слишком жидкой.
Так что продолжайте крошить пенопласт, крошить и встряхивать банку, крошить и встряхивать, пока смесь не достигнет консистенции сиропа.
За эту кулинарию в организации "Хеллсинг" принялись с утра пораньше не от хорошей жизни. Вообще хорошая жизнь начиналась сейчас где-то в радиусе миль пятидесяти от Лондона, а то и дальше. Лучше, конечно, вообще по ту сторону пролива, во Франции или в Бельгии, там совершенно райские кущи.
Во все ближайшие райские кущи нынче ужесточившийся иммиграционный контроль и санпосты. Ибо англичанам сейчас не рады нигде. Свалить можно разве что в Штаты, хотя жизнь у них сейчас там тоже далеко не сахарная.
Банка заботливо установлена на газетку. На газетке — заголовок: "Юго-восточная Коалиция США объявляет о нелигитимности выборов Президента. Ожидает ли Америку новая война Севера и Юга?".
— Несомненно, ожидает. К гадалке не ходи. После того, как у них сожрали президента — все пошло к чертям, — расклад ясен даже Бенце, которому всегда было плевать на политику.
Такого же мнения и сержант Дуган — тот самый, который вчера газетку принес. Американец, из миссии взаимопомощи, их прислали роту — снайпера, в основном. Неплохие ребята, знающие после Вашингтона, что к чему, но…
Но на организацию "Хеллсинг" они смотрят как на умалишенных, и на предложение остаться переночевать сержант ответил вежливым отказом. Мол, устав, поверка на базе с утра и все такое.
У американцев — стальной периметр в самом центре Лондона, почти у самых развалин сгоревшего Парламента. Тройной круг колючей проволоки, пулеметные гнезда, на каждой крыше сидит "кукушка" вроде того же Дугана и внимательно смотрит в свою дорогущую оптику. Враг не пройдет!
— На месте командования я бы не был столь уверен, — так откомментировал это вчера сэр Хью Айлендз. Впрочем, откомментировал уже после ухода американца.
— На их месте я бы нас уже депортировал. В ближайший сумасшедший дом, — отозвался на это Бенце, никакой не сэр и вообще не гражданин этой говенной страны Англии.
Организация "Хеллсинг" теперь вся помещается в стандартной армейской палатке посреди летного поля аэродрома Хитроу. Функционирует только одна летная полоса, но аэропорт есть объект стратегический и подлежит охране. Патрулируют его — регулярно цапаясь из-за полномочий, соподчинения и согласованности действий — как внутренние войска, так и "голубые каски" из миротворческой миссии ООН.
"Хеллсинг", слава богу, не подотчетны ни тем, ни другим. И поэтому можно хоть каждое утро садиться на маленький "джип" и катить хоть в Гайд-Парк, хоть в госпиталь св. Варфоломея. На здоровье. Пропустить. Только, ребят, будьте поосторожнее там: американцы могут и не разобрать где кто, примут ненароком за мародеров, да и пристрелят за милую душу.
— Пусть лучше за свою жопу поберегутся, — ворчит Бланко, но уже потом, когда они покидают периметр.
— Нам всем надо поберечь свои зады, — в тон отзывается Дубчек и дает газу. По Лондону нынче можно разъезжать с любой скоростью, какая только в голову тебе взбредет. Основные улицы очищены от пустых легковушек танками, но вот на более узких нужно быть поосторожнее. Застрянешь в перегороженном горелым железом тупичке — вот тут-то тебя и накроют, амба.
Все дееспособные бойцы "Хеллсинга" это знают. Все два человека, которые все же предупреждениям вняли и поспешили нанести визит вежливости на американскую базу. Там о них теперь отзываются: "эта пара безумных англичашек". "Англичашкам" это лестно, что поляку Дубчеку, что Бенце, который по паспорту бельгиец, по месту рождения француз, а бабка по матери у него румынская цыганка, и потому — если верить самому Бенце — у него особое чутье на нацистских упырей и резоны поквитаться тоже есть.
Дубчек же считает на пальцах: из страны все равно гражданских не выпускают, это раз, расторгнуть контракт досрочно означает остаться без основной суммы, это два, так смысл сидеть без штанов в лагере беженцев и ждать послабления карантинного режима? И ради чего? Чтобы вернуться в родное местечко к семье? Ну, проесть полученный аванс, и что дальше?
— Ты полный крейзи, — чуть не крутит пальцем у виска Дуган. — Как будто нет другой работы этом вашем…
— Ага. В "этом нашем" находится, между прочим, крупнейшая фабрика "этой вашей" ИКЕИ, слышал про такую? — демонстративно обижается Дубчек. — У меня там и брат, сват, все. Даже жена. В цеху набивки чехлов. И ничего смешного, да. Весь город там работает, если не на сборке, то на доставке. И я бы работал, если бы вовремя не сделал ноги.
— Сюда. — Дуган качает головой и замалчивает остаток фразы. Что-нибудь вроде: "Где тебе голову отъедят не сегодня так завтра". Или "Нет предела жадности наемников". Бенце и Дубчек переглядываются:
— Ну мы тогда… того. Не будем засиживаться.
Осадочек после этой беседы остается, да, но теперь их у американцев узнают и маленькому "джипу" отныне ничего сверху не грозит. По крайней мере, по части выстрелов.
Летающей же нечисти все равно, какого ты звания и гражданства.
В госпиталь они ездят проведать дока Финча — контузия после взрыва тяжелая, врачи говорят — слух так полностью и не восстановится, в общем, плохо дело. Чуть лучше дело с начальницей, ее уже поставили на ноги и, говорят, скоро выпишут. С головными болями, приступами головокружения и тошнотой, но выпишут.
Ходить можешь — значит, оклемался, освобождай койко-место. Такой в теперь в лондонских больницах порядок. Не хватает лекарств, людей, патронов, ресурсов…
— Передайте госпоже Интеграл пожелания скорейшего выздоровления, — временный глава организации, сэр Айлендз, сохранял спокойствие и держался. Глубокий старик, он упорно настаивал на том, что он именно "временный глава", до тех пор, пока не выпишут сэра Хеллсинг, до тех пор, пока не очистят Лондон от этой мрази, до тех пор…
Короче, до тех пор ему сложить полномочия и помереть спокойно было просто нельзя. Еще более впечатляло то, что сэр, титулованный рыцарь круглого Стола и бла-бла-бла добровольно согласился вести казарменную жизнь наравне с подчиненными. Возможно, дело было в безопасности, а возможно, и в другом:
— Поверьте, если бы я слепо верил в эффективность огнестрельного оружия против нежити — я бы не дожил до своих лет, — так отвечал Айлендз на прямой вопрос, почему бы ему не подыскать более теплого и куда более комфортабельного местечка в лагере беженцев, организованном американцами. — Дело не в калибрах, дело в людях. И эффективности организации.
Насчет эффективности — да, старик был абсолютно прав. Стратегии, тактики, гонка вооружений, опыт войн больших и малых — все это было выработано людьми, для людей, и против людей же.
Но не против нежити. Упырей, которых для полного уничтожения требовалось изрешетить до состояния фарша, а ведь это было еще самое простое — упыри.
За тот месяц, что прошел со времен Лондонской Резни, человечество узнало о нежити гораздо больше, чем хотелось бы. Разнообразные вампиры, как древние, так и молодые, умертвия, боггарты — вся эта угрюмая мерзость потянулась к умирающему многомиллионному городу полакомиться. На каждую тварь действовали свои ухватки: травы, заклинания, заговоры.
Но какие травы зимой? Какие, к черту, заговоры, тем более что если перепутаешь — слово, или, не дай боже, сорт лезущей на тебя погани — то ты с гарантией покойник?
Холодное железо не любили почти все, равно как и серебро, но серебро было не достать днем с огнем, ни за какие деньги. Однажды Дубчек и Бенце рискнули-таки взяться мародерствовать, благо мест было не счесть: зайди в любую церковь — и пожалуйста. Люди в последний момент тянулись именно к церквям, где чаще всего и попадали в ловушку. Замкнутое пространство, закрытые двери, узкие окна. И трупы вповалку.
Почти с каждого — цепочка, серьги. Нательные кресты. Скинуть все в купель, налить воды, в Вестминстере где-нибудь освятить. Нет, не в Вестминстере. Ну хорошо, в какой-нибудь часовенке Сохо все это организовать и уж туда притащить этого безумного, окончательно тронувшегося умом священника, как бишь его… отец Браун?
Отец Браун — это история отдельная. Неизвестно, как и где он пережил памятную ночь и неделю после, когда упыри кусали редких выживших горожан, и те превращались в упырей же, и кордоны расстреливали все живое, что пыталось выбраться из городской черты на проселок.
Но факт остается фактом: нашли его в одном склепчике, в обнимку с помповым ружьем. Чуть было не застрелили, приняв за упыря: человек в рванье тянул к солдатам костлявые руки и трясся, как в лихорадке. А затем спросил вполне нормальным голосом: "Сын мой, позволишь ли ты освятить твою винтовку?".
Несомненно, что отец Браун тронулся умом, если не из-за вампиров-нацистов, так из-за католических рыцарей уж точно. Один такой рыцарь, кстати, живой-здоровый, без кисти руки только, служит теперь службы в том же Вестминстере. Говорят, отрезал себе руку сам, когда упырь ему латную перчатку прокусил. Говорят, хорошо службы служит, душевно.
Но нести краденое серебро туда — себе дороже. Мародеров нынче вешают, потому как расстреливать дорого.
— Вспомнили старое доброе английское уголовное право. Думаю, тауэрские вороны не будут возражать против возрождения традиций, — хмыкнул на это Айлендз и нахохлился. Тауэрские вороны нынче выглядели намного здоровее его — и много жизнерадостнее.
И уж куда радостнее, чем вернувшиеся ни с чем после набега за серебром наемники. В детали они не вдавались, поэтому осталось неясно, почему затея сорвалась. То ли в конце концов оба вспомнили о спасении души, то ли струхнули ходить к отцу Брауну — этот ненормальный обосновался в центре Сохо, в самом обычном доме, в котором распятьями увесил все стены от пола до потолка. На случай, если слово Божье окажется недостаточно вразумительно — держал несколько ружей, патроны для них. Запас консервов еще — итого: полная автономность. Консервами, кстати, его обеспечивала суеверная же солдатня, что американцы, что с материка, что местные. Подкидывали банку-другую, а то и целый ящик под дверь. Эдакие требы — за здравие. А не повезет — так за упокой души. А общем, на удачу.
***
— А она мне охренеть как понадобится, — вздыхает Питер Банди и снова встряхивает банку.
Позитивный настрой, оно, конечно, важно. Что еще остается, когда из-за сломанной руки приходится сидеть "на базе", в палатке то есть, целый день безвылазно?
Из-за вынужденного бездействия, а также во времена нужды рождаются всякие гениальные решения. Такое, например: "Мужики, а что, если я вам его сварю? Все же ингредиенты есть, а то с базы же хрен когда выпишут".
Оно, конечно, идея хорошая. Варить умел Джокер, упокой господь душу этого чертяки, варить, говорят, умел командир Бернадотте… На все в отряде были свои умельцы, а теперь остается только учиться обходиться своими силами. С официального одобрения Айлендза. И, конечно, без напутствия от Дубчека не обошлось: "Смотри, сигаретку-то притушить не забудь".
Тоже ведь, оптимист. Тем не менее поляк умудрился раздобыть и бензина в количестве достаточном, и специально сгонял машину на какой-то не до конца разграбленный склад стройматериалов, за пенопластом и ацетоном — в общем, поддержал затею не словом, а делом.
"А если не выгорит дело — то что ж. Будет у нас отличная зажигательная смесь для барбекю тогда".
Это так Питер себя утешает. А что еще остается делать, если сэр Хью ночами сидит над заявлениями, списками, прошениями, гробит зрение, а дни проводит на совещаниях в бесконечных комиссиях, комитетах, заседаниях. Как практически единственный компетентный консультант, разбирающийся в теории и практике борьбы с нечистью. Такой ценный для короны человек, такая важная деятельность, и да-да, патроны и боеприпасы будут выделены вам в первую очередь, не позднее будущей недели… двух… не более трех! Но вы сами знаете, как сложно сейчас с поставками оружия и как взвинтили цены производители! Не говоря уж о ценах на горючее!
Айлендз сухо кивает. Желает всяческих успехов и прощается. И в следующую ночь снова — заявления, списки, переписка с уцелевшими друзьями, недругами, письма с просьбами, требованиями, угрозами. Оружие, патроны, техника, топливо. Полномочия.
За это тоже сейчас приходится драться. Драться. Драться. Зачем?
Никто в палатке на краю летного поля не задается этим дурацким вопросом. Всем и так все ясно. Шоу, как пел один давным-давно покойник, маст гоу он. Люди должны жить, а монстров должно убивать, и организация "Хеллсинг" этим занимается. Пусть мир вокруг сходит с ума над вопросами, кто виноват и как под шумок заработать на общей беде, но… Кто-то же должен и дело делать.
Поэтому сейчас Бенце и Дубчек рискуют головами. Ну, и ради денег, конечно же. Которые еще неизвестно когда заплатят, и неизвестно, что делать с этими деньгами, потому что курс доллара полетел к чертям в сортир с английским фунтом вместе…
Прежде чем стать наемником, Питер Бенди всерьез хотел стать экономистом. Но не срослось. Так что теперь он ждет, когда же срастется рука, а здоровой он еще в состоянии сыпать и размешивать…
— Напалм? Зря. Говорил же тебе — термит жжет однозначно лучше.
…и не вздрагивать, когда твой командир разговаривает с тобой девчачьим голосом.
Командир Бернадотте, понятное дело. Который теперь есть только в списке покойников, а еще — что-то от него есть в этой маленькой девочке с большим гранатометом в руках.
Виктория теперь днем все чаще спит в ящике из-под этого самого гранатомета. По вечерам — наведывается к сэру Интегре, иногда обсуждает что-то с сэром Хью. Ходит вместе с наемниками на зачистки по ночам. Но в некоторые ночи хорошая девочка Виктория исчезает. Возвращается в предрассветных сумерках, и это вроде как нормально.
Немного нервирует то, что она далеко не всегда на эти свои прогулки берет с собой оружие. Ну, беспокойно за нее все-таки.
И еще чуть-чуть беспокойно, когда говорит не она:
— Алюминия лениво настрогать, а? Ну-ка, дай посмотреть, что ты тут нахимичил… Впрочем, ладно. Не должно расслоиться.
Говорит, кривя рот, как будто только что прикурила сигаретку. Покачивается на каблуках сапог. Закидывает за плечо что-то, как будто на ней невидимый шарф, а, нет, не шарф. Коса, длинная коса.
По идее, если такая пигалица начинает изображать тертого мужика, должно быть смешно.
Только вот получается довольно жутенько. Даже после месяца в Лондоне — горелые трупы, упыри, вампиры, складские интенданты — очень и очень даже пробирает.
— …с бензином хотите мешать? А дохрена ли у вас бензина? Можно ведь и на солярке…
Банди кивает, что да, можно на солярке пополам с гудроном, и работать будет как надо. Все верно, командир. Первую партию разлить по бутылкам и отдать на боевые испытания. Будет сделано.
Затем девочка Серас смаргивает и чуть брезгливо морщится. И ясно, что теперь уже она это она, а вовсе не командир. И в самодельном напалме она не смыслит ни черта, и спешит уйти от яркого света и резкой вони ацетона и бензина.
Видимо, сама не очень любит эти "не свои" проявления.
А еще среди наемников есть мнение, что их милая девочка не только нечисть по ночам гробит, но и подпитывается помаленьку. Иначе откуда ей знать толк в штабных картах, над которыми они с Айлендзом по ночами корпят?
Бенце, узнав про карты, помрачнел:
— Помнишь того мужика, из ожогового, пару дней назад? Ну, ни рук, ни глаз? Ему еще сэр велела всю свою недельную дозу обезболивающих отдать…
— Я бы тоже отдал, только бы перестал вопить.
— Не о том речь. С нами тогда девочка была.
— Ну и что?
— То. Приехали в больницу назавтра — и тишь да гладь.
— Преставился, — излишне обстоятельно вставил Дубчек.
— Ну и что. Ему же лучше.
— Ага. Всем лучше. Я потом уточнил, что это был за кадр. Королевских ее величества войск командир разведотряда. В звании… вот не помню, как это на наши…
— Да и неважно.
"Интересно, если она подпитается каким-нибудь сапером — будет понимать в минировании, так?" — что-то в этом роде подумали все трое, но промолчали.
А назавтра погрузили ящик плотно укупоренных бутылок и поехали с Серас в ночь на кладбище. Работать.
***
Кладбище было ни черта не старое и даже не новое, а наиновейшее. То есть бывший песчаный карьер. Трупы туда свалили, бульдозер проехался по краю, смахнул песка, типа как прикопал. Так в первые дни хоронили, особенно ошметки если, которые опознанию не подлежат.
Если верить наводке — на кладбище что-то такое шевелилось. Ближе наводчик приближаться не рискнул, да и не его это дело. Ну, и поехали.
Поставили машину на край, светанули прожектором.
— Это у них называется "шевелится"? — выдохнул Бенце.
— Ага. Целая дискотека, — Дубчек оглянулся: — Виктория? Может, пойдешь-ка. Мы тут сами.
Из темноты в ответ подмигнули два красных глаза и взмахнула пара мощных крыльев. Вампирша себя упрашивать не заставляла, и, честно говоря, это было даже приятно.
— Ин ладно, — Дубчек пошел за ящиком. — Вот и проверим, как будет гореть.
— Грабли бы сюда.
— Грабли ему! Лопатой активнее работать будешь.
— Тоже мне, — сморщился Бенце. — Не забудь шнурки завязать, чтобы не было как в прошлый ра… Чего это у тебя?
— Рыбацкие сапоги. И ты переобувайся. Чтобы не как в прошлый раз.
И начали спускаться в карьер, на дне которого песок шевелился, и что-то ползло, и что-то торча…
— А, бля! — Бенце взмахнул лопатой и ткнул ее себе под ноги. Когтистая черная рука, хватанувшая его за сапог, с неохотой отделилась и закопошилась, стремясь прикопаться обратно в песок.
— Ручки кверху? Ну, с почином.
В первые дни еще не все знали, что неопознанные ошметки надо жечь и затем пепел еще раз сжечь. Не знали, что руки-ноги и, что самое неприятное, отделенные от тела головы упырей очень даже не прочь поразмяться. Далеко не уползают и не укатываются, но…
— Сколько же их тут, паразитов?
— Давай-давай, лей. На шашлык хватит.
На то, чтобы сгрести все в кучу и облить, уходит время. Конечно, лучше бы баллон из-под огнемета бы и распылить, да где ж его взять?
— Дефицит!
Ошметки можно и днем обработать, но с другой стороны, в потемках оно как-то… хоть и воняет препакостно, но хоть глаз не режет.
Под сапогами хлюпает и похрустывает. Скребется и стремится прокусить резину. Откапывается полтрупа, но на него патроны тратить зачем? Лопата ведь есть.
А под конец, запыхавшиеся, замахавшиеся, провонявшие бензином и мертвечиной, выбираются к машине. Сваливают в кузов лопаты, закуривают. И одну спичку — вниз.
Вспыхивает весело и высоко, ясно и жарко. Что-то вопит, что-то корчится, что-то хочет уползти, но уж больно склон крутой.
— Ну че? Поехали. Шабаш на сегодня.
— Шабаш. Только давай в Гайд-Парк заедем, а?
— Что? Опять? У тебя, случаем, габровцев в родственниках не было?
— Габрово не в Польше, — отмахивается Дубчек. — И я не жадный. Сам же меня поблагодаришь потом.
— Если будет это самое "потом"!
— Ну, зима тут теплая, так почему бы и нет? Ну, может, капуста померзнет, а вот картошка… Надо будет проверить, как там морковка. Вроде как что-то проклюнулось.
— Газон засиян, — ржет в темноте Бенце и дает по газам. В Гайд-Парке у Дубчека целый парник, и грядка, и будка с инструментом — лопаты чистые, в мертвечине не измазанные. Может, и вправду что-нибудь взойдет.
***
"Но избави нас от лукавого, — молится отец Браун на рассвете. Тень от решетки на окне ложится на его лицо крестом. Кресты, кресты, кресты везде, на стенах, потолке, — …и от тех чудовищ, что есть в нас самих".Когда в Вестминстере отец Луиджи крестится правой, уцелевшей, рукой и дергает за веревку колокола, призывая к заутреней — в Хитроу Серас захлопывает деревянную крышку ящика и засыпает мгновенно, без сновидений.
Сэр Хью Айлендз этого стука не слышит — спит, как и уснул, головой в стол. Проснется через полчаса, потирая переносицу и поясницу. А затем уже прозвучит сирена общей побудки по лагерю, и Дубчек будет тому даже рад: ему уже которую ночь снятся кошмары.
Про то, что он стоит на линии сборки и должен выполнить норму тридцать диванов в день, иначе не видать ему надбавки к зарплате.
@темы: Hellsing, Winter Fandom Combat 2013